Валтасар (Падение Вавилона)
Шрифт:
– Я не знаю. Поступки Валтасара меня смущают. Он дерзкий, не по годам буйный мальчишка. У него горячая кровь, так ли он послушен, как мерещится Седекии, не могу сказать.
– Хорошо, я сам займусь Валтасаром. Навещу Нитокрис, но это после того, как ты подкинешь нашему великому государю мысль о том, что лучший способ добиться расположения Амасиса - это осыпать милостями дочь египетского фараона и вести переписку от её имени. Может быть, это единственный способ завязать отношения с этим мужланом на древнем троне царства Мусри. Пусть Седекия напророчествует, что это - мудрое решение. А войну мы начнем и, скорее всего, это будет война с Мидией.
– Но это самоубийство!
– воскликнул Даниил.
– Хорошо организованное самоубийство подобно пиявкам. От него только поправляешься. Тем более что война начнется только после того, как будет раскрыт заговор на жизнь нашего великого государя, пусть его царственность будет вечна.
Даниил опешил и спросил.
– Ты мне не доверяешь. Кто-то задумал злое против нашего господина? Эти сведения точны?
– Не важно, точны они или нет. В любом случае раскрытие козней поможет решить главную политическую задачу момента - укрепление власти царя. Вот ты, Балату, и предложишь господину подумать о том, не будет ли уместно организовать заговор против его царственности? Злоумышленников, решивших покуситься на жизнь повелителя, мы подыщем. Они будут выловлены в самый последний момент и сурово наказаны. Тогда можно будет привлечь к ответственности и тех, кто оказывал им помощь. В чем выгода подобного плана? Мы перехватываем инициативу у недовольных в городе. После жесткого наказания вряд ли кто посмеет противостоять воле Амеля-Мардука, и после начала войны с Мидией мы получим возможность выдергивать из армии, из храмов всякого, кто выскажет недовольство. Теперь понятно?
Даниил кивнул, затем, словно опасаясь собеседника, отступил на шаг, с опаской глянул на "царского голову".
* * *
Через несколько дней после этого разговора Седекия, с вечера напарившийся в горячей хеттской бане, в начале сумеречной стражи прогнал наложницу.
– Ты слишком холодна, чтобы расшевелить мою одряхлевшую плоть, - завил он и ударами ноги сбросил женщину с широкого ложа.
– Прикажи, чтобы мне прислали кого-нибудь помоложе. И не какую-нибудь завалявшуюся дурнушку вроде тебя, а соскучившуюся по ласкам красавицу.
Женщина резво скатилась на покрытый ковром пол и, скрывая радость, что так легко отделалась от этого выжившего из ума развратника, покорно, чуть всхлипывая, ответила.
– Слушаюсь, господин, - и показала ему язык.
Она поспешила к дверям, удивляясь наглости вчерашнего узника. Красавицу ему подавай! А она кто? Если бы он мог увидеть её, ни за что не отпустил бы! Как же, пришлют тебе красавицу, огрызок Нергала!
Прошло несколько минут прежде, чем в комнату ворвался шелест тончайших тканей, следом до ноздрей Седекии долетел аромат увлажненного благовониями женского тела, послышалась легкая поступь.
– Я пришла, господин, - раздался тончайший, звонкий голосок.
Слепец затрепетал, сел на ложе. О таком голосе он мечтал все те годы, что сидел в глиняном мешке - грезил им во сне и наяву. В первые месяцы заключения он, не выдержав искушения, начал требовать женщину. Вошедший, топающий и чуть пришаркивающий на правую ногу страж ударил его в лицо. Потом поднес густо ощетинившийся, противно воняющими волосками кулак к носу и предложил понюхать. Спросил, чем пахнет? Седекия растерялся. Тогда халдейский воин подсказал.
– Смертью, понял? Больше не ори, понял?
Велика милость Господа, чудо свершилось, она пришла. Наверное, красавица из красавиц, подобная сказочной пери. Округлое личико, губки пахнут персиками. Спустилась с горних высот в его скромную обитель...
– Иди ко мне, - позвал старик и протянул руки. Затем внезапно встрепенулся.
– А ты красива?
– Как утренняя заря, господин. Меня сравнивают с цветущим лотосом. Я очень свежа.
– Ну-ну, - проворчал довольный Седекия, - так уж и заря. Сейчас проверим.
Вновь послышался шорох, к голове прихлынул аромат нежнейших притираний. Густо запахло персиками. Седекия коснулся пальцами лба наложницы. Удивленно отдернул руку - что-то больно широк и грубоват. Морщинист. Ладно, посмотрим, на какие штучки способна эта "зоренька". Он вновь коснулся лица женщины, повел рукой по щеке, ощутил шероховатость щетины.
Седекия замер, затем услышал насмешливое.
– Что же ты остановился? Действуй, приласкай милашку.
– Кто здесь? Стража, - слепец попытался крикнуть, но голос сорвался. Закончил он противным, жалким шепотком, - ко мне!..
– Ну, зови, зови, - вздохнул незнакомец.
– О страже вспомнил! Мало тебе в доме скорби от этих мужланов доставалось. Опять захотел в темницу? На этот раз тебя упрячут в подземную яму, дырку на волю уже не проделаешь. Знаешь, как оно в яме? Сыро, мерзко. Бог не слышит. Или, может, кончить тебя здесь. Чуешь?
Седекия почувствовал, как что-то острое, холодное, как лед, коснулось горла. Тут же воображение окатило памятной сценой, когда после убиения его детей перед зрящими ещё очами блеснуло длинное тонкое лезвие, и острие кинжала неторопливо, бесцеремонно проникло в плоть пониже глазного яблока.
Картина была до жути ясная. Голова закружилась, сознание начало меркнуть, однако спастись в обмороке ему не позволили. Принялись шлепать по щекам, затем сунули в ноздрю что-то угловатое, щекотливое, дурно пахнущее. От этого зловония голова вмиг просветлилась.
Некоторое время Седекия молчал, неподвижно, с горечью осознавая, что сидит в луже, натекшей из него.
Затем старик заплакал.
Тот же голос поинтересовался, очухался ли он? Голос был знаком, однако вспомнить, кому принадлежал этот уверенный в себе, чуть сглатывающий окончания слов баритон не было сил. А надо вспомнить! Потом ярко, с новым приступом мочеиспускания возникло имя - Набонид.
Он вышептал его. Незнакомец подтвердил.
– Да, это я. Вспомнил, наконец. Стражу звать будешь, ублюдок?
– Не-е...
– Тогда слушай внимательно. Ты понял, урсалиммский выродок, кто здесь хозяин?
– Да-а...
– Вот и делай выводы. Ишь ты, вздумал свалить меня! А шейка у тебя тоненькая, - чьи-то толстые горячие пальцы взяли его шею в кольцо, горлышко хлипкое. Стоит дернуть за адамово яблочко, - те же пальцы цепко и крепко ухватили слепца за кадык, - и все! Запомни, тебя во дворце в любом закоулке достанут. Как тебе в голову пришло пытаться наводить здесь свои порядки?! Тебя в твоем поганом Урсалимму никто не сумел защитить, неужели здесь в пределах, где властвовал бич Божий, ты надеялся вершить свою волю? Глуп человек, истинно говорю, глуп безмерно. Не по твоему уму завет. Что сказано в Моисеевом законе? Не убий, не возжелай ничего, что есть у ближнего твоего. И кумира не создавай. Но самое главное, не произноси имени Господа понапрасну.