Вампир в Атлантиде
Шрифт:
— Когда-то и я был таким же «случайным» смертным, — голос Николаса был мягок, — равно как и мои жена с сыном. Жажда крови так и не смогла изгладить во мне память о семье, даже в самом начале. Я очень хорошо понимаю, что ты способна сделать, ограждая своего ребенка от вампиров, потому что моя жена точно так же спасала нашего сына от меня самого.
Айви подняла взгляд на Николаса, помимо воли захваченная болью, прозвучавшей в голосе вампира. Или имитацией, напомнила она себе. Вампиры — мастера иллюзий. Однако ее ведь невозможно
— Как это произошло? Почему ты предпочел стать вампиром, если при этом пришлось расстаться со своей семьей?
Николас засмеялся — вот только как-то невесело.
— Предпочел? А твой муж предпочел смерть? У меня не было выбора. Я был счастлив, богат, и нашелся кое-кто, пожелавший завладеть тем, что я имел. Когда я погрузился в пучину жажды крови, они также убили мою жену и сына. Определенно моя семья их не интересовала — в отличие от состояния и земель.
— Мне жаль, — тихо сказала Айви. — Я понимаю твои чувства.
— О нет, не думаю. — Ответ Николаса прозвучал так же тихо. — Я ведь с наслаждением умертвил тех, кто уничтожил мою семью. Вряд ли ты испытала нечто подобное.
— Нет. Не испытала. Не то чтобы я не пыталась. Однако когда-нибудь… Когда-нибудь они поднимут глаза, и последним, что увидят, — буду я.
Ведьма отбросила волосы с лица и глубоко вздохнула.
— С другой стороны, мне не довелось столетиями оплакивать свою утрату. Сколько лет минуло с тех пор?
Вампир изменился в лице, и Айви почти пожалела, что увидела его таким. Жесткость и угловатость черт исчезла, Николас смотрел на нее будто громом пораженный. Сейчас он выглядел почти как…человек.
— Никто еще не задавал мне такого вопроса… Никому в голову не приходило, что все эти века я мучился болью утраты. — Николас медленно склонил голову. — Твой мальчик таков, каков есть, лишь благодаря тебе, твоим силе и духу. Его отец гордился бы таким сыном.
Айви сдержала подступившие слезы, напомнив себе об абсурдности самой ситуации. Растрогаться от добрых слов вампира? Чушь. И вместе с тем — вместе с тем он ни разу не поднял на нее руку, не обидел ее и защитил Йена.
Нет. Глупость какая! Да кто она, в самом деле? Идиотка со Стокгольмским синдромом?
— Ты угрозами вынудил меня помогать, — ответила ведьма, — и не делай вид, что я нахожусь здесь по доброй воле, не притворяйся, что уважаешь меня или хочешь, чтобы мы стали приятелями.
Николас поднял бровь. Его черты вновь выражали лишь холодное презрение и высокомерие.
— У меня уже лет триста приятелей не было. С чего бы вдруг мне сейчас менять свои привычки?
— Расскажи о рисунке на потолке. — Айви отчаянно нуждалась в смене темы разговора, чтобы не начать действительно сочувствовать врагу. — Что ты видел? Что означает этот рисунок?
— Понятия не имею. Могу лишь предполагать, но это дикие предположения. И для подтверждения правдивости моих догадок —
— Ну конечно. А если у меня случится аневризма мозга от попыток проникнуть в тайну этого чертова камня, ты с легкостью меня заменишь, — едко парировала Айви.
Йен завозился в кровати и открыл глаза, разбуженный громким голосом матери. Николас повернулся, чтобы уйти.
— Теперь я в этом не так уверен, — сказал вампир напоследок, и Айви обернулась как раз в тот момент, когда он бросил на нее прощальный взгляд.
Выражение его глаз ужаснуло Айви больше, чем все, что случилось с ней за последние дни. Это был голод. Колдунья знала наверняка.
Голод, не имевший ничего общего с жаждой крови.
Николас подошел к самому выходу из пещеры, но так, чтобы не попасть под испепеляющие солнечные лучи. Хотя сейчас вампир, возможно, предпочел бы сгореть и не ощущать мучительной досады, терзающей внутренности. Он ведь желал стать главой вампиров Северной Америки. Укрепить свою власть. Занять пост Прайматора. Немного неуязвимости вдобавок к практически бессмертию совсем не помешало бы.
И уж меньше всего на свете ему на руку эта сиюминутная слабость в лице хорошенькой ведьмы и ее отважного сына, их вмешательство в достижение его целей. Он услышал приближающиеся шаги мальчика, но проигнорировал их.
К несчастью, проигнорировать подростка не так просто.
— Ну и что значил тот рисунок? Вы с мамой это выяснили, пока я спал?
— А бывает так, что ты бодрствуешь и не болтаешь?
Йен рассмеялся, и Николас поймал себя на том, что улыбается в ответ.
Нет, нет, нет, нет, нет…
— Не так уж часто. В основном, когда я ем.
— Тогда иди и съешь что-нибудь.
— А ты? — Йен явно его подначивал. — Ты уже кого-то съел?
К сожалению, нет. Когда миньоны доставили Николасу очередную перепуганную жертву, он, повинуясь внезапному импульсу, погрузил ее в гипнотический сон и стер память о роковой встрече. Теперь этот бедолага далеко отсюда, в полной безопасности и не подозревает, что чуть не стал обедом.
— Да, — солгал вампир, — несколько человек. Сначала выпил кровь до капли, а потом почистил зубы их косточками.
Йен задохнулся. Ну наконец-то. Страх — разумная реакция.
— Эй! Да ты всё выдумал! Чистил зубы их косточками, говоришь? Да ладно тебе. Поблизости нет ни единой косточки.
— Йен! — Тон Айви был недвусмысленным, и Йен сделал шаг назад.
— Ой, мам…
— Нет. Ты что это, решил перебрасываться шутками с вампиром? Или не помнишь, как он потрошил человека лишь несколько часов назад?
Взгляд Йена погас, теперь в его глазах плескался настоящий страх. Мальчик медленно попятился от Николаса, и вампир с удивлением ощутил растущую внутри пустоту. Нечто похожее на ощущение утраты, как бы нелепо это ни звучало.