Вампирский Узел
Шрифт:
Терри сказал:
— Я знаю, кто это сделал, Пи-Джей. Это Дэвид.
Пи-Джей только молча кивнул. Он и сам уже это понял.
— Надо набрать чеснока и смываться отсюда. Терри ободряюще прикоснулся к дрожащей руке друга и подумал: сколько раз ты был сильным и ободрял меня, ты всегда был за меня, когда я напрягался на родичей и на брата… ты мне помогал… а теперь, наверное, моя очередь.
— Надо набрать чеснока, — повторил он.
— Только не в этот пакет. Только не в этот…
— Хорошо. Схожу еще раз в подсобку.
— Я подожду. Нет… я пойду с тобой.
— Только надо будет проверять все пакеты, чтобы
— Меня, похоже, сейчас стошнит.
— Вчера меня на тебя стошнило, но я сейчас в твоем свитере, так что подумай сначала, — сказал Терри. — Ладно, пойдем. А то уже скоро стемнеет. А сегодня я еще собирался съездить к Дому с привидениями. Мне нужно с ним повидаться.
— Ты что, с дуба рухнул?!
— Он мой брат. И мне кажется, это важно. — Терри только сейчас это понял. Ему не хватало Дэвида. Странно, но ни о родителях, ни о сестре он так не горевал. Пусть даже они всю жизнь ссорились, буквально с первых лет жизни, как только начали что-то более или менее соображать. — А тебе туда ехать не обязательно. Это же мой брат.
— Да, наверное, — сказал Пи-Джей. Но Терри знал, что он тоже пойдет. Иначе он бы не был Пи-Джеем.
22
Я сказала:
— То есть это была сильная травма? Встреча с этим воплощением предельного зла в человеке? Он сказал:
— Синяя Борода не был воплощением предельного зла.
— Как ты можешь такое говорить?! Ты повидал много зла, которое мы, люди, причиняем друг другу.
— Ты психолог. Карла. Психоаналитик. И ты не веришь в предельное зло. Эта концепция слишком уж… суеверная. Для вас, психологов, не бывает черного и белого. Вы оперируете серым цветом. Травмы, комплексы, что там еще, я не знаю. Давай по правде… Ты действительно думаешь, что это было зло в чистом виде, воплощенное в человеке, который водил меня по подземельям Тифуже?
— В наши дни этого человека поместили бы в клинику. И может быть, даже вылечили.
— Там были застенки гораздо страшнее, чем те подвалы, — сказал Тимми. — Синяя Борода сам себя приговорил к заключению. Он жил в камере пыток, которую сам себе создал в душе. И сам себя мучил. Я спросила:
— А почему ты не смог найти лес той ночью?
— Потому что я отказался от необходимого противостояния. Я стоял на пороге, за которым мне могла бы открыться ужасная правда, и не только о сущности человека, но и о моей сущности тоже. И о связи, которая существует между мной и людьми.
— Но в конце концов, ты нашел исцеляющий лес. Или, вернее, весь мир стал лесом. Я не понимаю. Ты говорил, что на какое-то время утратил дар человеческой речи… — Мы подходили к самой сущности его травмы. Одно то, что сотворил с ним Жиль де Рэ, было ужасно… поначалу я думала, что причина в этом. Но потом я вспомнила, что имею дело отнюдь не с неврозом обычного человека, который, как и все люди, боится смерти. Дилемма, из-за которой Тимми Валентайн на столько веков выпал из жизни — или, вернее, нежизни, — вряд ли описана в психологической литературе. Мне уже начинало казаться, что я никогда не найду решения.
— Пока я бродил по лесам Бретани, я забывал человеческую речь. С каждым днем она давалась мне все труднее. Я не стал искать себе приемную мать. Я пил неосторожных крестьян, которые забредали в чащу. Я был не в лесу, но и не вне леса. Я был на границе. Я заблудился, Карла. Я потерялся.
Луна сияет над Тифуже. Он кружит над замком в облике сокола. Он напряженно прислушивается, но не слышит ни вздохов Синей Бороды, предающегося своим извращенным удовольствиям, ни его сердцебиения. Он прислушивается к разговорам в замке. Может быть, сумасшедший барон отправился на ночную охоту, как и сам мальчик-вампир?
Нет. Из разговора поваров на кухне он понял, что Синюю Бороду арестовали за ересь и держат сейчас в тюрьме, в местечке под названием Ла Тур-Нев.
Детей, томившихся в подземельях, уже освободили и отпустили в ночь. Цепочка неровных следов тянется от ворот замка, которые медленно опускаются на место. Дети испуганно жмутся друг к другу. Им страшно. Не меньше, чем в камерах пыток.
Но почему? А потом мальчик-вампир понимает: для них смерть была избавлением, безопасным убежищем, а теперь их лишили надежды на смерть. Он спускается ниже, чтобы рассмотреть их лица — бледные, изможденные, с ввалившимися глазами. Ржавые цепи от кандалов шуршат по траве, как змеи. Один маленький мальчик поднимает голову к небу. Там пролетел ворон. Он смотрит вслед птице и даже не знает, что смотрит на своего товарища по несчастью — на того, кто тоже был «развлечением» барона и тоже выжил.
Ла Тур-Нев? Где это, интересно? Он парит в небе в облике летучей мыши. Он накрывает ночь сетью своей сверхъестественной проницательности.
Далеко-далеко, чей-то голос… так ощущаешь порыв ледяного ветра на взмокшем от пота лице, мурашки по коже… он парит высоко в ночном небе. Внизу проплывают деревни. Крытые соломой крыши кажутся серебристыми в лунном свете. Голос. Теперь уже ближе. Пейзаж внизу как смазанное пятно. Может быть, там, в тумане, еще один замок. Может быть, темная башня… приглушенный лязг оружия, обрывки какого-то теологического диспута, рваный храп пьяного, удары игральных костей о камень. Он опускается к самой высокой башне, откуда доносится тихое тиканье — бьется сердце барона.
Взмах крыльев. Птица бьется в окно. Синяя Борода поднимает голову:
— Стало быть, ты пришел. Я знал, что ты меня не оставишь, темный ангел моей близкой смерти, дитя потустороннего мира, бессмертный проводник душ, мой вечный возлюбленный. — Он, кажется, бредит.
Мальчик-вампир принимает человеческий облик, туманным призраком проходит сквозь железную решетку и обретает телесную плотность, только когда его ноги касаются влажной соломы, от которой воняет свернувшейся кровью и засохшими экскрементами. Синяя Борода рвется ему навстречу, но его держат цепи, вбитые в стену.
Мальчик говорит, и каждое слово дается ему с трудом — он отвык от человеческой речи:
— Забудь меня. Все кончено. Твоя темная мечта умерла. Но так и должно было быть.
Жиль де Рэ говорит:
— Забыть? Но ты же меня не забыл. И это правда.
Мальчик-вампир пытается возразить, но он вновь стал немым.
— Завтра меня сожгут на костре, — продолжает Синяя Борода. — Но сначала будет допрос, самый обычный допрос… ты знаешь, что это такое? Тебе на ноги надевают такую коробку и вбивают в нее деревянные клинья, пока твои ноги не превращаются в кровавое месиво.