Вампиры замка Карди
Шрифт:
И Лизе-Лотта позвала - тихо и нежно, так, чтобы только он мог ее слышать:
– Курт! Проснись! Я пришла к тебе!
Дрогнули пушистые бронзовые ресницы... И он открыл глаза. Большие, голубые глаза. Такие удивительно яркие - даже сейчас, когда они были затуманены сном. Губы затрепетали и расцвели робкой, счастливой улыбкой.
– Фрау Шарлотта? Это вы? Это действительно вы?
– Да, милый. Это я. Я пришла к тебе... За тобой, - прошелестела Лизе-Лотта, проводя рукой по его щеке, по горячей шее, по гладкой мускулистой груди.
Как стучало его сердце!
Он попытался схватить ее руку - и Лизе-Лотта позволила ему, сама
– Ты так холодна, - прошептал Курт.
– Я думал, что больше никогда не увижу тебя... Что ты не вернешься. Я не хотел без тебя жить. И все они думают, что ты умерла... И они боятся тебя теперь. Но я надеялся, что, если ты и придешь к кому-то, то это буду я. Я хотел, чтобы ты пришла ко мне. Ведь я люблю тебя. И я хочу быть там, где ты. Всегда.
– Я пришла, - повторила Лизе-Лотта. Она совершенно не помнила, что люди говорят в таких вот ситуациях, и поэтому просто повторяла:
– Я пришла. Я пришла за тобой. Сними серебро...
Он торопливо рванул с шеи цепочку, затем - остальные, на нем их было еще пять... И вдруг схватил Лизе-Лотту, потянул ее к себе, увлек на постель. Лизе-Лотта подчинилась - из какого-то болезненного любопытства. Его ладони сжали ее грудь, пробежали по спине, словно в поисках застежки, потом скользнули под юбку - она почувствовала жар его рук на своих голых коленках, на нежной коже бедер... И тут ей что-то вспомнилось. Очень смутно - что-то нехорошее. Что-то, чего она предпочла бы не помнить. Капли крови на его перчатке, на рукаве мундира. Мельчайшие капельки - на свежем, румяном лице! Почему ей так больно было вспоминать об этом? Ведь она любит кровь. Она сама сегодня умывалась кровью! Пятна на ее платье еще не влажны! И все-таки - ей было гадко и больно. И она с силой ударила Курта руками в грудь, отшвырнув его от себя. От удара он буквально впечатался спиной в стену - и на мгновение потерял дыхание. Потом закашлялся, хватаясь рукою за грудь. Посмотрел на нее - непонимающе, жалобно. И снова потянулся к ней дрожащей рукой...
– Фрау Шарлотта!
Лизе-Лотта хотела снова ударить его - но вдруг почувствовала, как загорается, словно бы закипает изнутри, и вместо удара - притянула Курта в свои объятия, и сама раскрылась навстречу ему, прильнула, впилась ртом в его губы. Это было безумие. Помрачение. Она ничего не помнила, не сознавала. Она таяла в бесконечном наслаждении, она упивалась... Его молодой силой. Его жизнью. Его кровью! Сейчас все было совсем не так, как с Раду. Сейчас это было грубее... И жарче. И Лизе-Лотте так нравилось. Именно так. Она нежно водила клыками по его коже, покусывала, пощипывала, потом прокусывала насквозь и пила кровь. Немного - потому что была сыта. Она играла с ним. Пока он не лишился чувств - что было внезапно и странно... И очень вовремя.
Потому что, заигравшись, Лизе-Лотта потеряла счет времени.
А небо уже начало чуть заметно светлеть. И ей пора было возвращаться в свой гроб. Раду никогда не говорил ей об этом... Но она знала. На уровне инстинкта самосохранения, присутствующего у любого живого - и не совсем живого - существа. Поцеловав еще раз, на прощание, странно-холодные губы Курта, Лизе-Лотта выскользнула из его комнаты. Легким облачком пронеслась по коридору, по галерее, затем - по лестницам, по темному залу, по лабиринту коридоров, безошибочно ориентируясь в кромешной темноте.
Раду ругал ее. Оказывается, нельзя оставлять трупы. Надо их прятать. Хорошо, что Мария и Рита вовремя обнаружили
Лизе-Лотта слушала. Внимала. Но на самом деле беспокоило ее только одно: получит ли она новое платье. То платье, что было надето на ней, теперь пришло в негодность. Пятна крови засохли и материя стала очень жесткой, заскорузлой, как руки крестьянина. Даже спать в этом платье теперь было некомфортно! Когда Раду закончил и спросил, нету ли у нее вопросов, Лизе-Лотта спросила - про платье. И тогда Раду улыбнулся:
– Ох, какое же ты еще дитя! Бедный мой птенчик...
Он принес ей новый наряд. Атласный, цвета молодой травы, расшитый золотом. У него так же была завышенная талия, квадратный вырез, а кроме того - коротенькие рукава-фонарики. К нему прилагалось все новое, вплоть до туфелек. Лизе-Лотта осталась очень довольна. Ей хотелось быть красивой. Очень красивой. Красивой и грозной. Для всех тех людей, которых она собирается убить...
На следующую ночь она охотилась вместе с Раду. Они напали на солдата и Лизе-Лотта все сделала правильно: пила кровь аккуратно и сама убрала тело. Но когда Раду ушел на охоту, Лизе-Лотта направилась в комнату Курта. Ее влекло туда, как магнитом. Она легко усыпила Магду, сидящую на страже с шприцем в руках. И склонилась над юношей. Сегодня он был бледен и выглядел больным... Но он радовался ее приходу. Лизе-Лотта легла рядом с ним, обняла его за шею и тихо, нежно присосалась ко вчерашним ранкам. Она пила медленно, медленно, смакуя каждый глоток. Это было - как самая прекрасная ночь любви! Только лучше.
Когда она почувствовала, что Курт больше не реагирует на боль, а сердце его трепещет предсмертной синкоппой, Лизе-Лотта сделала то же, что сделал для нее Раду: прокусила свое запястье, отворила для Курта свои вены! Когда первые капли упали на губы Курта, лежавшего без движения и без чувств, словно умирающий или уже мертвый, - он вдруг пробудился и жадно схватил ее руку. Он сосал ее кровь, как младенец. А Лизе-Лотта смотрела на него со счастливой улыбкой. Ей было больно... Но даже в этой боли она находила какую-то сладость.
Потом она посидела с ним еще немножко. Подождала, пока его сердце перестало биться. И ушла.
На следующую ночь Курт пришел к ней. Пришел сам. Он был очень слаб и ничего не помнил, ничего не понимал, не мог говорить. Все, что он смог это слезть с прозекторского стола и придти туда, откуда он слышал зов своей Хозяйки. Лизе-Лотта накормила его своей кровью и уложила в свой гроб. Они вполне умещались там вдвоем.
Раду снова ругал ее.
Оказалось, она нарушила главный закон: новых вампиров может создавать только Хозяин.