Ванахи
Шрифт:
– Вот и всё. – В голосе Императора слышится глубокая тоска и печаль. – Всё закончилось.
Он ещё раз поцеловал заплаканное личико ребёнка, бережно укачивая его на руках, потом проследил за тем, чтобы Ваако перевязал новые раны.
Никогда больше Ваако не видел, чтобы Тимо Лайтонен прикасался к своему ребёнку с такой заботой и нежностью.
– Теперь я спокоен за вас обоих.
+++
– Хозяин… - Ваако с горечью смотрел в зеркало. – Почему ты оставил меня здесь? Почему не взял с собой? За что ты подарил меня своему ребёнку,
В небе светились волшебными лампами луны Столицы. Синий и серебристый свет, переплетаясь, рождал невесомую паутину на стенах комнаты и в такие часы Ваако со стыдом вспоминал, как едва не предал своего Повелителя… Малодушно, позорно пытался задержать в своих пальцах ускользающее тепло его руки, тонкий шёлк белоснежных волос, пропущенный сквозь пальцы, грустную улыбку, навсегда сковавшую губы, тусклый отсвет в приоткрытых синих глазах, взгляд которых устремлён в бесконечность. Безвозвратно!
Никогда теперь не забыть ему, как холодит висок стальное дуло бластера, как дрожат руки, как дыхание рвётся из груди рваным ритмом рыданий.
…И удивлённый взгляд ребёнка, спрятавшегося под столом, испуганно прижимающего к груди какую-то игрушку. Принц смотрел на бывшего телохранителя широко распахнутыми серыми глазами и Ваако дрогнул под этим невинным взглядом, опустил руку, до боли сжимавшую рукоять оружия. Он обещал Императору позаботиться о ребёнке.
– Почему все бегают и страшно плачут? – Шёпотом спросил мальчик. Ваако поманил его к себе и бережно обнял, словно единственную в мире драгоценность.
– Ты скоро поймёшь, мой новый Император… Не волнуйся и не бойся ничего. Я помогу тебе стать сильным.
…Во Дворце считали, что Ваако Фетт бесчувственный и жестокий человек. Так было принято. Об этом знали даже малолетние дети прислуги – на свете, оказывается, есть человек, который ничего не чувствует. Ни боли, ни счастья… НИЧЕГО. Немногие продолжали помнить, отчего он стал таким. Немногие разделяли боль онемевшей от страшной потери души. Но он чувствовал. Всё. Всегда. И ему было невыносимо горько…
+++
В пустом коридоре гулко отдавались неторопливые шаги. Ваако всегда носил высокие военные сапоги, чьи каблуки звонко отбивали размеренный ритм. В стрельчатых окнах, мимо которых проходил советник по безопасности дворцовых служб, отражался кроваво-красный закат. Время встречи с Императором. Как всегда при упоминании этого титула внутри что-то болезненно сжалось, но Ваако даже не замедлил шагов. Многие говорили, что он был столь же неумолим, как смерть. И к своим врагам, и к себе самому.
Вдруг впереди послышалось эхо торопливых шагов – всё, как всегда. Фетт остановился, ожидая. Это уже стало его ежедневным ритуалом. Человек, спешащий ему навстречу, вышел из тени колоннады, и стало видно, что он достаточно пожил на белом свете: бордовые лучи закатного солнца скользили по седым волосам и длинной, но ухоженной и аккуратной бороде. Чёрная униформа дворцового учителя выгодно подчёркивала благородную стать и выправку старика. Лицо его, искажённое временем и морщинами, выглядело обеспокоенным. Ваако тот час же понял, что это означает и ему так же взгрустнулось.
– Это снова случилось? – Вместо приветствия проронил советник.
– Клянусь, ваше сиятельство, что не давал повода!
– Я верю, - устало вздохнул Фетт. – Но что на этот раз послужило причиной?
– Сегодня мы занимались историей. Вы же понимаете… Его отец был столь знаменательной личностью, что о нём невозможно не встретить упоминаний, независимо от того, какой отрасли науки уделять внимание.
– Конечно… - Ваако вздохнул почти одновременно с учителем. Мужчины смотрели друг на друга с тоскливой обречённостью. Алый свет пронизывал воздух, расцвечивая мраморные плиты пола и стен в причудливые узоры. – Как он теперь?
– Час назад ушли целители. С тех пор он не сказал ни слова.
– Что ж… Идёмте.
Они медленно пошли вперёд, сохраняя молчание. Им обоим не хотелось возвращаться в аудиторию, созданную для одного единственного ученика. Остановившись перед тяжёлыми дверями с бронзовой отделкой, Ваако сжалился над стариком и тихо сказал:
– Можете быть свободны. Дальше я сам.
Учитель с плохо скрываемым облегчением, которое больно задело Фетта, поклонился и поспешил прочь.
Да, Ваако научился чувствовать боль. Наверное, это было одним из немногих доступных ему чувств и он дорого бы отдал, чтобы лишиться его навсегда. Осторожно постучав по изящной отделке, советник, не дождавшись ответа, вошёл в класс.
На фоне огромного окна, занимающего почти всю торцевую стену комнаты, фигурка Императора, сидевшего на подоконнике, казалась особенно маленькой и хрупкой. Ему было семь лет.
– Ваше Величество…
Ребёнок не повернул головы, продолжая апатично созерцать закатные облака, зависшие над шпилями дворцов знати. Тёмные локоны, завиваясь, падали на узкие плечи, согнутые под тяжестью совсем не детского горя и ответственности.
– Ваше Величество… - Сделал ещё одну попытку Ваако. Он старался говорить тихо и осторожно. Обычно, после приступов истерик Император ещё долго оставался вялым, но всё могло в момент измениться.
– Как я просил ко мне обращаться? – Голос мальчика звенел сталью и советник подавил очередной вздох.
– Вы же понимаете, что называть Императора по имени недопустимо нормами этикета. Вы ведь изучали этот предмет, мой Повелитель.
– Я изучал. – Император Галактики, Центральных и Средних Миров, Владетель Внешних Колец, Повелитель Девяти Башен и прочая, медленно повернулся к Ваако и советник невольно напрягся, встретив твёрдый взгляд пронзительно серых глаз. – Но моего отца… Моего отца… - Мальчик часто задышал, что было явным признаком надвигающейся бури. Давясь воздухом, он с трудом закончил фразу: - ЕГО ты называл по имени?!