Вангол
Шрифт:
— Хоть немного…
Фрол сквозь зубы зло зашипел на него:
— Топай, начальник, ты же, сука, жить хочешь! Не скули, а то прям здесь тебя уложу отдохнуть навеки.
— Тсс! — поднял руку Вангол, резко остановившись и приседая. — Ложись. Тихо.
Они легли в траву в редколесье и затаились. Фрол видел, как Вангол прислушивался, ловил неведомые Фролу звуки, его сосредоточенное лицо застывало. Сам же Фрол, сколько ни напрягал свой слух, ничего, кроме редких криков птиц, не слышал.
— Останетесь здесь. Скоро стемнеет, я вернусь к рассвету, — тоном, не терпящим возражений, сказал Вангол.
Внимательно взглянув в глаза Фролу, Вангол дал ему очень жёсткую установку: «Дождаться здесь моего возвращения и беречь начальника лагеря и портфель с документами». Фрол, сам не понимая как, вдруг осознал важность порученного ему задания и понял, что необходимо делать. Вангол скрылся в зарослях, а он огляделся и, выбрав густой куст орешника, заставил Битца переползти туда, под его крону. Там они сгребли большую кучу сухих прошлогодних
Смеркалось. Лотар Хайнц и его подчинённые, ожидая нападения, пролежали несколько часов в засаде. Лотар сделал расчёт на то, что русский разведчик обязательно пойдёт по следу группы. Он просто обязан был идти за ними. Хайнц был уверен: русский должен предполагать, что группа, подвергшаяся нападению и понёсшая потери, попытается оторваться. Наверняка он вызвал бы подкрепление, но остался без связи. Если не нападать, то незаметно следить — правило разведки, поэтому он не оставит преследования. Они уходили быстро, почти бегом, русский определит это по следам, их намеренно в некоторых местах оставили. Однако продолжили отход только трое, а двое незаметно сошли с тропы и, тщательно замаскировавшись, устроили засаду. Через десять минут хода ушедшие вперед, рассыпавшись веером, незаметно вернулись и, также замаскировавшись, присоединились к засаде. Шло время. Русский не появлялся. Время тянулись медленно, изнуряюще. К вечеру дали о себе знать комары. Русского всё не было и не было. Однако непреклонная воля Лотара удерживала группу на позициях. Когда сумерки укутали лес, Хайнц решил, что его замысел не удался. Подал условный сигнал криком утки, чтобы все собрались.
— На сегодня охота окончена, господа, — сказал он усталым и голодным диверсантам. — Располагайтесь, один дежурит, смена через два часа, остальным есть и спать. Завтра продолжим, но, кажется, мы переоценили противника. Я разочарован. Русские никогда не соблюдали правил, полное отсутствие дисциплины.
Вангол, притаившийся в тридцати метрах, внимательно слушал разговор и улыбнулся. «Ничего, господин офицер, сегодня ночью вы проникнетесь глубоким уважением к советской разведке, правда ненадолго», — мысленно пообещал немцу Вангол и отложил в сторону карабин. Дожидаясь темноты, он лёг на спину и сквозь редкие кроны деревьев стал рассматривать едва проступающие на небосводе звёзды. Сейчас в Забайкалье уже ночь. Как там они без него, старый Такдыган, Ошана с дочкой, Игорь. В последнее время он часто стал вспоминать ставшую ему родной таёжную семью. Тингу, его нежную и ласковую Тингу, ушедшую от него навсегда к звёздам. Ему казалось, что она живёт где-то там и наблюдает за ним, смотрит на него своими весёлыми, искристыми глазами. Ничего, ничего уже нельзя вернуть. Всё ушло, кануло в прошлое, бесконечное и безвозвратное. Он смотрел на звёзды, и тихий покой наполнял его. Хотелось уснуть и проснуться в той жизни, в тайге, рядом с Такдыганом и Тингой. Там всё было так просто. Тайга, друзья, звери и мир, наполненный жизнью. Да, ему приходилось и в той жизни убивать зверя, охотиться за ним, защищая себя и друзей, добывая пищу. Сейчас мир, в котором он живёт, заполонен смертью. Теперь он лежит в тридцати шагах от других зверей, и они охотятся за ним. И не только за ним, они просто убивают всех живых на своём пути. Нелюди. «Всегда считай, что главное в жизни ты ещё не сделал», — вспомнил он слова своего соседа по нарам, скромного и безобидного сельского учителя. Как он благодарен ему за ту тихую ночную беседу… Сумерки сгущались, зажигая всё ярче и ярче звёзды. Какое-то время, подержав глаза закрытыми, Вангол, перевернувшись на живот, приподнялся и всмотрелся в темноту. «Ну что ж, пора», — решил Вангол и бесшумно встал. Он прекрасно видел часового, удобно устроившегося в развилке ствола старой берёзы. «При падении может наделать шума», — подумал Вангол, медленно приближаясь. Значит, с дистанции вытянутой руки. Оставив карабин, он, стремительно приблизившись, коротко ударил немца по шее и, подхватив падающее тело, осторожно поло жил его на землю. Точный удар ножом в сердце завершил дело. Один готов, осталось четверо. Сняв с пояса убитого нож, Вангол пошёл в сторону отдыхавших немцев. Соблюдая маскировку, они, вырезав дёрн, разожгли огонь в выкопанной ямке и что-то варили. Двое суетились у костра. Третий, в наушниках, сидел, настраивая рацию, четвёртый, закутавшись в плащ-палатку, спал. Всех можно было убрать одной гранатой, но Ванголу была нужна рация. Он принял другой вариант атаки. Бесшумной тенью скользнуло его тело к полянке. Склонившийся над рацией немец так ничего и не понял, когда удар двух ножей перерубил ему шею. Он без малейшего звука уткнулся в землю. Вангол, развернувшись на месте, метнул ножи в спины сидевших у костра диверсантов и прыгнул к спящему. Ещё в прыжке он заметил, как в разные стороны отваливались тела от костра. В это мгновение прозвучал выстрел, и всё вдруг замерло. Тела немцев, падавших у костра, как бы зависли в воздухе. Вангол увидел направленный на него ствол пистолета, искажённое ненавистью лицо немца и то, как он, целясь, нажимает на спуск. Он увидел, как, буравя воздух и вращаясь, к нему медленно приближается блестящая медью пуля. Вангол чуть отвёл в сторону голову, и пуля, едва коснувшись щеки, только обожгла кожу. Вырвавшаяся из ствола в синем пламени вторая пуля для Вангола уже не представляла опасности. Он видел её и, падая на немца, развернул своё тело так, чтобы она прошла мимо. Третьего выстрела немецкий офицер сделать не смог. Удар кулаком в челюсть, в который была вложена взрывная сила мышц Вангола, выключил его сознание. Наконец рухнувшие на землю тела немцев в конвульсиях сучили ногами. Вангол, не обращая на них внимания, забрал выпавший из руки офицера браунинг и подошёл к костру. В котелке кипел приятно пахнущий суп с кусками тушёного мяса. Сняв с огня, Вангол поставил котелок в сторону, перевернул тела убитых, вытащил ножи и тщательно вытер их от крови. Достав из кармана складную ложку, он присел около котелка и стал есть горячее, жирное, остро приправленное мясо. Тем временем немецкий офицер пришёл в себя и заворочался. Он, с трудом встав на колени, увидел сидящего к нему лицом и с аппетитом опустошавшего котелок Вангола.
— Гуттен аппетит, — еле двигая челюстью, сказал немец.
В его голосе Вангол почувствовал полное безразличие и обречённость. Этот человек, казалось, был сломлен произошедшим и был для него безопасен. Проглотив пищу, Вангол ответил на чистом немецком языке:
— Данке шон, — и спросил не без издёвки: — Ви гейтс? — Так спрашивают немцы друг друга при встрече. — Как дела?
Офицер, улыбаясь разбитыми губами, опираясь на руку, встал с одного колена, правая рука как бы произвольно скользнула к голенищу сапога. Но пуля, выстрел, который он не успел услышать, сделав аккуратное отверстие между серых глаз, не дала ему завершить задуманное. Узкое лезвие метательного ножа выпало из руки, тускло блеснув, упало в траву. Так с улыбкой на лице и волчьим взглядом холодных безразличных глаз умер этот зверь в облике человека. Вангол, разделавшись с котелком мяса, собрал оружие и, завернув его в плащ-палатку, спрятал в корнях дерева. Для надёжности засыпал листвой и ветками. Может, ещё пригодится. Среди немецких вещмешков он нашёл рацию их группы. Она была исправна. Зелёная лампочка весело мигнула ему, когда он щёлкнул тумблером.
— «Зенит», «Зенит», я «Ветер», приём.
Уже минут двадцать Вангол пытался выйти на связь, но «Зенит» молчал. Вдруг рация заработала, но немецкая, прикрытая телом убитого. Её было едва слышно. Вангол, сняв с головы немца наушники, услышал запросы немецкой станции.
— «Вепрь», ответь «Зевсу», «Вепрь», «Вепрь», отвечайте, приём, — требовал хриплый голос немецкого радиста.
— Я «Вепрь», приём, — ответил Вангол.
— Почему не отвечали?
— Антенну сорвало, чинил.
— Докладывайте, что с русской разведгруппой? Вы в состоянии продолжить рейд?
— Уничтожена. Так точно, — лаконично ответил Вангол.
— Отлично. В вашем районе может находиться особо важная персона, начальник русского лагеря заключённых Битц, предположительно он переодет в форму рядового и скрывается в лесных массивах в районе Городка, Ольшан. Он разыскивается советскими органами ГПУ и НКВД, возможно, и армейскими спецподразделениями. При нём особо ценные документы, представляющие важную информацию для рейха. Примите меры к поиску и задержанию Битца. «Вепрь», как понял, приём.
— Предельно ясно, «Зевс». Приступаем к выполнению задания, — ответил Вангол и выключил рацию.
Вангол спешил. Он решил вернуться к месту первого боя и похоронить товарищей. Немецкая сапёрная лопатка и рация — вот всё, что он взял с собой, уходя с места схватки. Ближе к рассвету Вангол, уложив в одну могилу четверых разведчиков, засыпал их тела лёгкой лесной землёй. Где-то стреляли, далеко, эхо донесло. Посидев немного у могилы, он пошёл туда, где его должны были ждать Битц и Фрол. Ещё не доходя до места, Вангол почувствовал тревогу. Чувство тревоги не просто нарастало, оно обрушилось на него, превратив безлюдный и безопасный до этого лес в наполненный опасностью и ужасом непредсказуемого, но и знакомого и потому ещё более опасного. Он весь превратился в зрение и слух. Упав на землю и прижавшись к ней, услышал шаги спешно удаляющихся людей. Их было много. Уже рассвело, когда Вангол приблизился к месту, где его должны были ждать Фрол и Битц. То, что он увидел, заставило его содрогнуться.
— Смотри, Ошана, у нас гости, — сказал Такдыган, указывая стрелой, наконечник которой затачивал, в сторону заходящего солнца.
Ошана, прикрыв ладонью глаза от палящего светила, увидела, как из пади в их низину выехали три всадника.
Они остановились и, заметив пасущееся стадо и чумы, повернули в их сторону. Ошана вопросительно глянула на старика. Сидевший у костра Игорь взялся за лук.
— Успокойтесь, это наши друзья, мы будем рады этой встрече, — сказал Такдыган, откладывая стрелы на камень. — Игорь, аркань того оленя, что охромел. Будем встречать дорогих гостей свежим мясом.
Через час встречаемые Такдыганом к стойбищу подъехали усталые, но радостные Пучинский, Мыскова и несколько возмужавший Владимир. Сойдя с лошадей, они по очереди обнимали старого охотника, смеясь и вспоминая то время, когда они впервые встретились.
Ярко горевший костёр манил к себе теплом и ароматом стоявшего рядом котла.
— А где Ошана? Где её дочери? — отойдя с Такдыганом в сторону, спросил Пучинский.
— Ты хотел спросить, где Игорь? — вопросом на вопрос ответил старик.