Ванильный запах смерти
Шрифт:
– Но у меня не отель, сами понимаете, удобства во дворе, – сказала хозяйка, пропуская постояльца в калитку.
– Главное – их наличие, – изрек Даня, и его круглое лицо расплылось в аппетитной улыбке.
Елена покраснела.
– Холодного молока с дорожки, может?
– Спасибо, не откажусь! – переступая порог избы, потер руки Кулонов.
Все оказалось, как он и предполагал: вполне чистенько и убого. Престарелое трюмо, тахта из семидесятых, бельевой шкаф с незакрывающейся дверцей, потертый оргалит на полу, алый ковер на стене, клеенка в подсолнухи на столе. В красном углу – святая святых – солидный
– Красота – нет слов! – резюмировал Даня и приблизился к смущенной хозяйке, держащей пол-литровую банку с молоком: – Вас как звать?
– Елена Сергеевна… Можно Лена.
Елена оказалась миловидной светлоглазой женщиной с утиным носиком, бровями вразлет и роскошными русыми волосами, которые она наспех скрутила в тугой пучок. «Да уж, есть женщины в русских селеньях», – всплыла в Даниной голове замусоленная школьная строчка.
– А мне Аленушка нравится, хорошо?
Женщина неопределенно пожала плечом, из чего жилец сделал вывод, что хорошо, и, слегка поморщившись, выпил молоко: оно оказалось козьим. Привкус его терпеть не мог Кулонов, но ситуация располагала к принятию нестандартных творческих решений.
– А меня зовите Даней, без церемоний.
– Живите, Да… Данила, в гостиной, а я в дочкиной перекантуюсь. Она на каникулах в Москве подрабатывает с подружками, в пиццерии. И комнату за копейки у бабки снимают – слава Богу! А что ж вещи ваши? – спохватилась Елена.
– Да, несу, моя госпожа! – проворковал Кулонов и поймал жаркую улыбку женщины, вновь подстегнувшую коварную, но все более заманчивую мысль: «Да почему нет-то? Один приятный моментик в череде отвратительных дел».
За яичницей и малосольными огурчиками («устриц не успела наловить», – пояснила, подавая обед, хозяйка, и Кулонов с удовольствием оценил ее нежданное чувство юмора) Даниил многое вызнал про отель, хозяев, работников и отдыхающих. Как он и предполагал, индифферентные на первый взгляд аборигены живо интересовались всем, происходящим в «Под ивой». По версии местных, актера убили либо как причастного к бандитским разборкам, либо ради грабежа. Все остальные преступления – следствие первого. Кто-то что-то увидел или узнал.
«Адель наверняка совала нос в то, что ее не касается. Но могла ли она протрепаться про книги? Навряд ли. Слово Леши для нее – закон», – размышлял Даня, нахваливая одновременно качество огуречного засола.
Отобедав, постоялец решил перевести дух и, рухнув на узкую Еленину кровать, предался размышлениям.
«Кто знал про доллары? А никто! Марленович сам кромсал раритеты. У, бесстрашный какой! Мать его не знала, охранник – тем более. Нет-нет, накручивает дядя версию с преследованием. Такие капиталы выгодно следствию на блюдечке с голубой каемочкой предъявлять, а не тырить втихаря.
Идем дальше: Пролетарские НИКОГО не знали в отеле. На это и был расчет Алексея Марленовича: Адель должна затеряться с миллионами в узком кругу случайных людей на время, пока он разруливает ситуацию со следствием. Конечно, ее принадлежность к семье сильных мира сего скрыть было невозможно, и что? Воровать старушкины тома – да кому так рисковать из горничных и садовников нужно? Вот кошелек стянуть или драгоценности – дело другое. Но бабка предусмотрительно взяла с собой бижутерию и мелочь. Значит, что-то увидела, вынюхала, явилась не вовремя и была убита. Чертовщина!»
Даня встал, закурил и уставился в окно, на клумбу календулы, устроенной в старой покрышке, «с выдумкой» выкрашенной в красный и синий горох. «Русский дизайн, зараза!» – ухмыльнулся Кулонов и вновь сосредоточился на главном.
«Но чемодан-то исчез, значит, о его истинной ценности кто-то все же догадывался. Кто мог заглянуть в чужие вещи? Хозяева – вряд ли, они над своим несчастным бизнесом трясутся из последних сил, по словам Марленовича. Значит, все же горничная! Поэтому первым делом знакомимся с этой особой. Но тут есть нестыковка: дядька говорил, что чемодан неподъемный, следовательно, у горничной был сообщник. Видимо, тоже работник отеля или человек, вхожий туда. И с ним также знакомство обязательно. Ну вот как-то так…»
Определившись с тактикой, Даня растянулся на кровати и мгновенно погрузился в тревожный сон, в котором ему приходилось пасти козу на лугу, огороженном покрышками в горох. Но вдруг из-за покрышек, превратившихся в непреодолимую стену, женский голос начал истошно кричать:
– Ленка! Ле-ен!!
Кулонов открыл глаза и понял, что кто-то зовет его хозяйку во дворе. Он подошел к окну и стал разглядывать посетительницу из-за занавески.
У калитки стояла мужеподобная особа в спортивной экипировке: кроссовки, треники, футболка, кепка. За спиной у нее висела потрепанная объемистая сумка, выдававшая род деятельности хозяйки. Это была почтальонша.
Елена выскочила на крыльцо и зашикала на крикунью:
– Что орешь, Ритка, чумовая? И так голова трещит, а тут прилечь не дают.
– О, разлеглася среди дня, – уличила ее почтальонша. – Левку в розыск объявили! Весь дом его вверх дном подняли. А он сбег, видать, ночью, с каким-то бесценным чемоданом. Он убил, он и ограбил, ты представляешь?! Конец света!!
– Да что ты брешешь?! – ужаснулась Елена.
– Да кто брешет? Кто брешет?! Машка чуть с ума не сошла. Цесарки Левкины бегают по ее двору, самого Гулькина след простыл, а менты ее по третьему кругу пытают.
– Как пытают?!
– Ну, опрашивают. Что, когда, чё сказал, как посмотрел. Конец света, говорю! А я так и всегда его подозрительным считала. – Ритка брезгливо сплюнула.
– Да что ты брешешь? – никак не могла переварить услышанное Елена.
– Вот задолбала – брешешь, брешешь. А что он все бобылем, никого в дом, никаких друзей, ни выпить, ни закусить. Иуда продажный!
– Да кого он продал-то?! – замахнулась на товарку Елена. – Велосипеды твоим соплякам чинил, взаймы давал, работал день-деньской, а теперь в убийцы заделался! Ага, спихнули всё на самого безобидного. Нашли козла отпущения. Иди ты! – снова замахнулась Елена, у которой запылали щеки.
– Сама иди! – завопила истошно почтальонша. – Вот когда к тебе менты придут, посмотрю, как запоешь. Я-то молчать не буду, скажу, что к тебе амбал столичный на джипе-то приехал аккурат в день Левкиного побега! Уж весь поселок об этом гудит.
– Ах ты тварь старорежимная, стукачка-надзирательница! – Елена выскочила за калитку и, похоже, готова была вцепиться в волосы почтальонше, но та помчалась по проселку, выкрикивая проклятия, логическим завершением которых стал расхожий народный приговор: «Расстрелять!»