Ванильный запах смерти
Шрифт:
– А какие конкуренты?
– Ну-у… не знаю, думала, вы точнее осведомлены, что кто-то из местной администрации пытался надавить на Василия Ивановича, чтобы он избавился от отеля, продал его. Что тут, кстати, собираются строить?
– Понятия не имею. – Рожкин сделал непроницаемое лицо.
– Но все же? Будьте честным, на вас давят сверху, диктуют что-то?
Рожкин будто подтянулся:
– Знаете, Юлия Гавриловна, если бы это и было так, неужели вы думаете, я стал бы с вами откровенничать? Во-первых, нет, не давят. А во-вторых, не подтасовывайте факты.
Рожкин назидательно кивнул «ученице» и вскочил. Юлия спросила у заспешившего к выходу следователя, можно ли ей присутствовать при возможных допросах местных жителей и рыбаков.
– Милости просим! Что уж… – дернул головой Геннадий Борисович и, взглянув на хмурого Пашу, который так и не нашел в вещах покойного ничего заслуживающего внимания, вышел из номера.
И в этот момент с третьего этажа раздался истошный вопль.
Посреди номера стояла Нина и с ужасом указывала себе под ноги. На полу лежал здоровенный молоток с синей рукояткой. И древко, и железяка были заляпаны бурыми пятнами. «Неужели орудие преступления?!» – задохнулась Люша. Ей позволили остаться в комнате, из которой выдворили всех прибежавших на шум, кроме дознавателей и Столбовой.
– В тумбочке! Жозина тумбочка. Я шапочку искала, а там – это. В тумбочке! У Жозефины, – как заведенная твердила женщина.
Когда ее усадили и привели в чувство строгими окриками и увещеваниями, Нина начала давать путаные крикливые показания. Люша подивилась выдержке вертлявого следователя, который умудрялся не срываться, а спокойно направлять в нужное русло словесный гейзер свидетельницы.
Итак, проснувшись в половине десятого, она решила наскоро принять душ. Не помня, куда сунула шапочку для волос, женщина стала носиться по номеру, выдвигать ящики и открывать дверцы. В очередной раз распахнув тумбочку у кровати Жози, Столбова чуть не всунула в нее целиком голову – а вдруг за пузырьками и мазями, которые таскала за собой Непопова, обнаружится пластиковый лоскут в зеленый горошек?
– Удивительно, как в этих поездках вещи часто оказываются в самых неподходящих местах. Как есть! – трещала Нина, выпучив глаза.
– А там, там… смотрю, а там у стенки что-то с длинной ручкой. Какой, думаю, прибор, что ли, притащила Жозька? С нее станется, рекламы насмотрится, как есть, а потом скупает на последние гроши всякий хлам! Будто здоровье ей мошенники поправят как надо. И БАДы, и массажеры, и магнитные пояса, и что ни попадя.
– И вы вытащили этот молоток? Так, что дальше? – замахал руками на Столбову следователь.
– Ох, вытащила и отошла с ЭТИМ, соображая, что дальше делать. А потом-то бросила, как будто обожглась, как есть, ну вот как есть обожглась!!
– Да уж, и закричали. И закричали, – задумался Рожкин.
– А вчера, раскладывая вещи, ни вы, ни ваша подруга не видели этот предмет? – встряла Люша.
– Ни-ии! Я к этой тумбочке не подходила, Жозечка не любит, когда я трогаю ее вещи, хотя она такая тетёха, что иногда и надо бы помочь порядок навести. А то она пока повернется, пока подумает.
– Как подругу-то вашу зовут? – спросил нетерпеливо Геннадий Борисович.
– Жозефина Семеновна Непопова.
Рожкин, подняв брови и переглянувшись с Пашей, закашлялся, отвернувшись от свидетельницы. Утерев глаза, он попросил оперативника привести Непопову.
Жозефина, белее снега, прямая, будто проглотившая шест, села перед следователем на стул, отводя глаза от страшного молотка, лежащего на столе.
– Что вы можете сказать об этом инструменте? – начал допрос Рожкин.
Непопова замотала головой, не в силах вымолвить ни слова.
– Вчера вы клали вещи в тумбочку и не видели молотка?
Жози снова решительно замотала головой.
– Не видели. В таком случае, когда и на сколько вы покидали с подругой номер?
– Мы не покидали! Как вечером завалились, так и не выходили. Утром Жозенька встала рано, а уж я позволила себе выспаться, как есть, – пояснила Нина за онемевшую приятельницу.
– Отлично! – всплеснул руками следователь.
– А вы тумбочку тщательно осматривали, прежде чем вещи-то класть? – спросил вдруг Паша, который не выпускал из рук фотографию в рамке, взятую со стола.
– Да! Может, протирали тумбочку внутри и уверены, что там ничего не было? – подхватила Люша.
Непопова нахмурилась.
– Нет, – глухо сказала она, – я не протирала и глубоко ничего в нижний ящик не клала, чтобы лекарства были под рукой – удобно доставать с кровати.
– То есть молоток вы могли и не заметить вчера?
– Да конечно она его не заметила! Пхнула банки-склянки, как есть, и на боковую, – резюмировала Нина.
– Горничную давай, – кивнул Рожкин оперу.
Ида, ни в какую не захотевшая садиться, перетаптывалась и, потупясь, бубнила:
– Убиралась наспех – гости вон как снег на голову! Но там ничего не было и быть не могло!
– Но вы протирали тумбочку внутри? – спросила Люша.
Щипкова странно посмотрела на Шатову, то ли зло, то ли недоуменно, и опустила глаза.
– Что же вы молчите, Ида Ивановна? Протирали? – крутанул головой Рожкин.
– Я не помню. Да, вроде, – едва слышно сказала она.
Сыщица была уверена, что Щипкова тумбочку не открывала, но не хотела показаться нерадивой уборщицей.
Когда Ида вышла, Люша что-то шепнула следователю. Рожкин понимающе кивнул и, прищурившись, уставился на подруг.
– А теперь рассказывайте, зачем вы сюда приехали? Правду, говорите правду! Иначе уж…
– О-ой, так я и знала! Я предвидела весь этот кошмар! О-ой! – заблажила Непопова, качаясь на стуле.
– Ну завела, коровушка! – фыркнула Столбова и, закинув с вызовом ногу на ногу, пояснила: – Мы приехали вызнать всю правду о смерти нашего друга, кумира и вообще человека великого дарования – Глеба Архиповича Федотова. Как есть! Как надо!
В этот момент Паша поставил перед следователем «образ» актера, который он долгое время держал в руках, как козырную карту.