Ванильный запах смерти
Шрифт:
Видимо, рассказ свидетельницы вполне удовлетворил журналиста. Он даже плотоядно облизнул губы в предвкушении «аппетитнейшего материальчика» и выключил диктофон.
– Итак, вернемся к тендеру. Кто, когда, какие условия? – приступила к расспросам сыщица.
Владимир потупился, задумавшись ненадолго, а потом начал излагать кратко и по существу:
– Мероприятие намечено на осень. Дело ясное – с участием только своих, надежных и щедрых, и, конечно, безо всякой открытости. Тут существенно, что на трассу к «Парку» выделяются бюджетные деньги, словом – пили миллионы как хочешь. В фаворитах, насколько я понимаю, три очень крупные компании. – Владимир закурил, пока
Распрощались «информаторы» вполне довольные друг другом. Сыщица избежала темы Пролетарских, так как не хотела привлекать внимание к персоне Алексея Марленовича, которого держала на особом подозрении. А вдруг он через подставную фирму держит свой коммерческий интерес в отношении тендера, и убийство Адели просто факт отпугивания этой чиновной птицы? Да уж, адская мешанина из версий, и никакого просвета.
Владимир же остался доволен разговором вдвойне: и пикантные подробности для завтрашней статьи получил, и покровителя не выдал – такие названия несуществующих фирм сочинил, что едва смог их выговорить – хорошо спасительная сигарета у рта маячила. Тетка улыбки не заметила, сожрала лабуду, не поморщившись. Ну и прекрасно!
Вернувшись в «Под иву», Шатова застала там форменную панику. Василий не только не вернулся из «налоговой», но еще и телефон отключил. Самохин, Щипкова, Жози с Ниной и Лика бегали вокруг хозяйки с утешениями, со значением переглядываясь друг с другом.
– Но ведь еще всего девять вечера, Дашенька! Какие-то непредвиденные обстоятельства, сбой в электричках, какая-нибудь случайная встреча, – каждый считал нужным бросить Дарье свою версию, как спасительный круг.
Она «круги» отвергала и упорно твердила:
– Но он не мог выключить телефон. Он не мог.
– Разрядился, у меня это сплошь и рядом, – внесла свою лепту Люша.
Орлик страдальчески посмотрела на нее:
– Я зарядила его телефон рано утром.
Когда слова были исчерпаны, Дарья будто встрепенулась, вспомнив о своих обязанностях:
– Боже, ужин!!
Через четверть часа все в молчании жевали запеченную камбалу.
Даже Нина умудрилась не проронить за столом ни слова, лишь изредка вздыхала.
– Пойду прогуляюсь, – бросила трапезничающим Дарья, когда Ида начала подавать кофе.
Оставив тарелку с ужином почти не тронутой, Орлик пошла к воротам, набирая в очередной раз номер телефона.
– Бедная девочка, – с болью сказал Феликс Николаевич, провожая ее взглядом.
«Догнать? Пойти с ней?» – читался немой вопрос на лицах всех присутствующих. Впрочем, Люша вдруг заметила, как Лика, уставившись в тарелку, перебирает вилкой остатки салата, будто пытается придать им строгую форму, и чему-то улыбается!
Дарья стремительно шла к лесу. Распаренная земля отдавала дневной жар воздуху, тяжелеющему от влаги, обуздывающему ветреную порывистость. Орлик задыхалась, но не сбавляла темпа, стремясь скорее достигнуть заветной поляны, но на полпути остановилась, не в силах унять колотящееся сердце. Отдышавшись, она наконец решилась позвонить следователю. Геннадий Борисович довольно безучастно отнесся к сообщению о пропаже Говоруна.
– Еще не вечер, Дарья Александровна, как говорится. Подождем до ночи.
– А потом?! – Даша сорвалась на крик. – Потом что, до утра будем ждать, а затем до следующего вечера, а потом…
– Нервотрепкой делу не поможешь, что уж… – буркнул Рожкин. – Если, не дай бог, Василий Иванович не явится до утра, начнем розыск.
В ухо ему забили гудки отбоя.
Добежав до васильковой поляны, Дарья повалилась на траву и смогла наконец расплакаться, избавившись от мучительного кляпа-судороги, сводящей глотку, легкие, сердце. Нарыдавшись, она перевернулась на спину и, глядя в расслабленное небо, подернутое бязью перистых облачков в отсвете нежно-розового заката, сулящего знатную погоду следующему дню, поклялась: «Если они что-то сделают с Васей, я подожгу этот проклятый отель. Я спалю его со всеми адовыми тайнами, привидениями и кровью. Аминь!»
Поднявшись, она сорвала несколько васильков, дважды суеверно пересчитала их, чтобы число вышло нечетное – цветов оказалось семь, и, прижимая букет к груди, побрела в отель.
Для большинства обитателей «Ивы» ночь прошла без сна.
Юлия металась в сомнениях, рассказывать ли Дарье о тендере. Решила промолчать: известие о грандиозном проекте лишь усугубит ситуацию, у Васиных противников действительно имелся веский мотив для устранения несговорчивого собственника.
Люша не сомневалась, что Говорун не кинулся бы в этот псевдобизнес, зная о предстоящей застройке. Какой из него игрок на рынке большой недвижимости? Ни средств, ни связей, ни опыта – чистое самоубийство! А Костянский знал о тендере! Знал, деляга, но почему-то не предложил наследнику сразу же продать «Иву» в нужные руки. Был информирован о Васиной жажде предпринимательства? А может, и предложил, да Говорун заупрямился. Ясно одно: задачей (и довольно простой) было доведение собственника до разорения, давление на него со стороны местных властей и как результат – продажа гостиницы за бесценок. Кто же мог предположить, что Василий будет столь упрям?
И все же жертвы казались сыщице вопиюще избыточными.
«Рай на крови трех убитых – что-то не слишком заманчиво для отдыха класса люкс. Это вам не один несчастный случай как мера деморализации горе-бизнесмена. Да еще этот чемодан! Гулькин, сделав черное дело по указке боссов, смылся со сказочным богатством? Наверняка он уже пойман. Какое-то нагромождение бессмыслиц».
Юлия зажгла лампочку в изголовье кровати, откинула одеяло и решительно встала.
«Довольно! Пора все систематизировать. Сопоставить возможные и невозможные варианты, и решение придет. Должно прийти».
Затянув пояс на халате и засучив рукава, сыщица включила ноутбук. Увидев, что Быстров прислал ей письмо с данными на всех обитателей отеля, Юля выругала себя последними словами за потерянное в кровати время и принялась за работу.
Лика лежала в темноте, сжимая в руке небольшую записку: четверть страницы из школьной тетради в клетку. Улыбаясь, она подносила клочок то к глазам, то к губам и шептала: «Я знала… Я верила…» Слова, написанные на листке, она на всю жизнь запомнила наизусть:
«Я чист! Не верь плохому. Скоро все разрешится, и я заберу тебя. Л.».
«Какое счастье, – думала Травина, – что я отвязалась от этих сумасшедших поклонниц Федотова и пошла своей дорогой! У “художницы” была возможность подойти ко мне. И все прошло быстро и незаметно».
После истории с молотком перевозбужденные тетки, не находя себе места, решили отправиться на долгую прогулку в лес, хоть Жози и ныла о невозможности шагу ступить из-за полной деморализации. Нина схватила неподъемный доисторический плащ и пообещала уложить на него подругу в теньке под деревом при первой возможности. Лика, в смятении слоняющаяся по отелю, приняла приглашение фанаток прогуляться.