Ванька-ротный
Шрифт:
Я увидел ротного лежащего на земле, подошел к нему вплотную, нагнулся, заглянул ему в лицо и спросил:
– Пулемет поставил? Как я тебе говорил!
– Какой? Станковый?
– Да, да! Тот самый станковый "Максим", который англичане в 1893 году впервые применили в Родезии. Слыхал такую песню? Трансвальд, Трансвальд страна моя! Ты вся горишь в огне!…
– Всё сделано гвардии капитан! Ложись, отдохни до утра! А то утром снова начнется!
Я постоял, посмотрел ещё раз кругом. Небо, ещё больше потемнело. Ни малейшего движения кругом. Ни ветра, ни выстрелов,
Я прилег на землю. От сырости и озноба по всему телу прошла какая-то дрожь. Но стоило мне закрыть глаза, как я тут же заснул.
Утром, не открывая глаз, я на слух уловил шуршание дождя и отдаленные выстрелы. Нужно вставать, подумал я и разбудить ротного.
Не поднимая головы, я протянул руку, хотел его за плечо потрясти, но рука моя коснулась земли. Ротного на месте не было.
Я поднял голову и увидел его. Исхудалый и с осунувшимся лицом он стоял в воде по середине канавы, молча моргал глазами и смотрел куда-то вперед.
Я поднялся чуть выше на край канавы, достал полевой бинокль и решил посмотреть вперёд. Но во время дождя, когда летят мелкие капли, в бинокль впереди ничего не видать. Оторвав бинокль от глаз, я стал различать неясные очертания кустов и травы и две, три рогатины от проволочного заграждения. На фоне темного куста отчетливо видны тонкие струи мелкого дождя, летящего сверху. А чуть в сторону, где нет темного фона, они пропадают и становятся размытыми.
Над немецким передним краем появляются осветительные ракеты. Немцы пускают их сразу по две. Они, как неясные призраки вспыхивают в туманной, серой пелене дождя.
Интересно! Зачем они их бросают? Что они при этом увидят? Я смотрю на свет летящей ракеты, она неясным, туманным пятном всплывает сначала вверх, повисает на некоторое время, и так же медленно опускается вниз. Туманное ее пятно поднялось и опустилось. Траектории его не видно. Оно привлекло на короткое время к себе наше внимание, а над землей, все та же белая пелена дождя. Мерцание света летящей ракеты казалось, только еще больше сплюснуло вокруг себя пространство.
Когда туман или дождь сверху подсвечивается ракетой, то он становится еще гуще и плотней.
У немцев на промежуточном рубеже отрыты в полный профиль траншеи. Я представлю, как во время дождя стенки их траншеи начинают ползти и оживают. От них начинает отваливаться глина и земля. Размокшие куски падают в воду, издают шлепки и удары. А некоторые, что совсем размякли, сползают со стен без всплеска и без удара. Еще день, два такого дождя и немецкая траншея превратиться в сточную канаву. Из нее и сейчас начинают выбираться наверх немцы. Лучше лежать в неглубокой воронке, в мутной воде, чем стоять в густой тягучей жиже.
Они видно попытаются сделать прокопы в передней стенке траншеи. Рыть землю легко, отбрасывать не надо. Капнул слегка лопатой, она сама сползает вниз. Но прокоп тоже водой заливает. Тут только смотри, вместе с передней стенкой траншеи в воду сползешь.
Льет мелкий дождь. Солдаты, как крабы карабкаются кверху, лезут вперед от воды. Немцы не выдержат, так долго. Они не привыкли ногами глину месить.
Представляю! Мутные потоки воды со всех сторон стекают в немецкую траншею. Беловатая пена и пузыри кривыми полосами ползут по поверхности воды и расходится вдоль траншеи. Уровень воды с каждым часом все выше. Ногой никуда не ступи. Здесь покален, а там еще глубже. Снаряды не страшны. Они будут чмокать, уткнувшись в землю. А если и будет случайный взрыв, то из жижи и грязи булькнет облако дыма, а осколки останутся на дне.
За три года войны я испытал это не раз. Да и какой дурак, в такую погоду будет портить снаряды? Все прячутся и гнутся к земле. Солдатские блиндажи заливает.
Сейчас утро. На небе светло. А что будет ночью? Если днем непроглядная мгла стоит перед глазами. Если днем пелена серого дождя закрыла все видимое пространство. Ночью в двух шагах ни черта не будет видать.
Наши солдаты вылезли из канавы и расползлись по буграм. С бугорка вода скатывается быстрей.
Сейчас они расползлись и их не видать. А ночью пойди, ни одного их не найдешь. Кричать на переднем крае не станешь. Здесь говорят меж собой тихо. Чтобы слышно было, из-за шума дождя, притыкаются касками. Смотришь на них, вроде бодают друг друга.
– Ну что лейтенант, пошли под кусты! Там вроде повыше!
Мы вышли из канавы и подались вперед. Плащ-палатка набухла. Дождь стучит по ней, как по фанере. Подходим к кусту, ложусь на бок, стягиваю бечевкой капюшон на голове, ниже подбородка оставляю дырку. Через неё видать землю, через неё я дышу. Бока и колени укрыты палаткой, сапоги торчат с наружи.
Бока укрыты, колени тоже под плащ-палаткой, сапоги торчат под дождем. Где-то опять ударили взрывы.
Телефонной связи у нас с полком нет. Да и попробуй в этой пелене дождя нас найти. Определи, где ты находишься. Глазом не за что зацепиться. Довольно легко с направления в сторону уйти. Уйдешь, куда ни будь и будешь крутиться. В такую погоду мозги не работают.
На следующий день погода вроде наладилась. Утром серый рассвет ползет за спиной, солнце стало пробиваться на востоке. За мной из полка прислали связного.
– Далеко до штаба? – спросил я солдата.
– Не так далеча! – ответил он,
– Часа три хода пеший будет!
Я попрощался с лейтенантом, пожелал ему успехов в ратных делах и мы пошли назад по открытому полю дорогу искать.
В штабе полка по распоряжению начальника штаба мне подвели оседланную лошадь. Оттянув ей губу, я посмотрел ей на зубы. Лошаденка была не старая. На зеленых кормах за лето отъелась. Костлявых боков не видать. На первый взгляд не заезженная кобылка. Попробовал ее на ходу. Пустишь рысью, на шаг ногу не тянет, идет под седлом спокойно и ровно.