Ванька-ротный
Шрифт:
— А что на счёт рогаток?
— Этот факт подтвердился!
Из дивизии последовал грозный приказ:
— Любой ценой вернусь рогатки на место! Стрелковой роте дали команду в окопах ставить столбы. Коловорот в виде горизонтального бревна с крестовинами упрется в вертикальные бревна. Рогатки можно будет подцепить и наматывая веревки утащить обратно. Но немцы были не дураки. Они связали рогатки стальными тросами и тросы завели в окопы и закрепили их. А чтобы к проволочному заграждению не подошли, перед ним поставили мины. Рогатая операция провалилась. Один солдат при подходе к проволоке подорвался, остальные повернули обратно. А в общем это происшествие всколыхнуло всю дивизию. Сначала ругались и
— Это он? — спрашивали они друг друга. — Это тот самый?
Им было смешно, а ему от этого смеха хоть в петлю лезь. — Анекдот! Это у него немцы проволоку уволокли? Веселый смех и ехидные словечки сыпались отовсюду где б он не проходил. Потом улыбки и смешки перебрались в полк и дивизию. Из полка. кто был посмелей и пока немец не стрелял, бегали в роту посмотреть, где стояли рогатки и где они теперь. Такого за всю войну не увидишь! Бегали потому, что на высоте стояла гробовая тишина. Некоторые, которые все же побаивались звонили по телефону и давали советы как быть.
— Слушай лейтенант! Их нужно облить бензином и поджечь! Пусть сгорят! Никому, так никому! Лейтенант всех терпеливо слушал, никому не перечил, но уловив в телефонных звонках забаву и потеху, перестал подходить к телефону и отвечать на вопросы. Немцы ликовали во всю! Первое время по ночам они усиленно освещали передний край ракетами. Но видя, что русские с потерей рогаток смерились, тоже успокоились и перестали светить. Улеглись страсти, утихла брань, прекратился смех на передке и в полку забыли про проволоку и в дивизии. Время лучший фактор. Оно свое дело сделало.
Солдаты на передовой разошлись по своим окопам, разбрелись по землянкам, незаметно стали впадать в тихую и размерную жизнь. Делать вроде было нечего, суетиться незачем, охранять колючие рогатки не надо. Посмеялись, погудели, помахали кулаками в сторону немцев и от сердца отлегло. Командир роты прославился на всю дивизию. И потом спустя время, когда его вызывали к телефону он готов был покорно выносить все, любые замечания, разносы и втыки, только бы не вспоминали злополучные рогатки. А виноваты были во всем саперы. Они не закрепили рогатки на месте, не заминировали подходы к ним. Вчера один из зевак солдат высунул свою физиономию поверх окопа и ему пулей задело ухо. Комбат прочитал по этому поводу командиру роты мораль, почему он не бережет своих солдат.
— На передовой сейчас каждый человек дорог! Я из-за тебя в полку схлопотал выговор! Не знаю! Понимаешь ты это? Лейтенант ничего не ответил. Да! Времена изменились! Поутихла стрельба! С командира роты стали спрашивать за любые потери. У одного из солдат расстроился желудок. По телефону кто-то из штабных закричал: — Что они у вас там жрут? Опять дристуны появились в санчасти! Ротный молчал, слушал и думал, — Кормите получше они и не будут жевать перепрелую рожь. Командир стрелковой роты частенько заходил ко мне поговорить о делах, рассказать о своих неудачах, жаловался на свое житье. Я понимал его. Я тоже начинал войну, как и он в одиночку. Мне тоже было трудно и многое не понятно.
— Не убьет через полгода! Все само встанет на свои места! А сейчас не отчаивайся! Меня тоже ничему не учили, а орать и грозить было кому. Солдаты не только жевали проросшую рожь, они засыпали в траншеи убитых и вытряхивали из их мешков всякую всячину, что пахло съестным. Разве за ними усмотришь?
Случилось в Пушкарях и еще одно происшествие. Намотали немцы на железку большой моток провода и забросили его ночью к окопам стрелков. От клубка отходила изолированная жила телефонного провода. Она тянулась вдоль линии окоп, а затем уходила в нейтральную полосу и далее к немцам. Все думали, что этот моток и провод остался как обрывок старой немецкой линии связи. Многие ходили мимо, видели его и не обращали внимания. Однажды при повреждении нашей линии связи, телефонисту понадобился кусок телефонного провода для надставки. Он вылез из окопа на поверхность земли и потянул на себя немецкий провод. Провод не поддался.
Тогда он решил проверить, наша ли это связь и куда она идет. И каково же его было удивление, когда в телефонную трубку он услышал немецкую речь. Когда же немцы оставили здесь свою связь? Солдаты дежурившие рядом в окопе, тут же усекли что к чему. Один попридержал телефониста, другой быстро сбегал в землянку, принес катушку телефонного провода, нарастил немецкую связь и подтянул с катушки провод в окоп. Солдаты включили аппарат и тут же образовали живую очередь. Переговорный пункт заработал. Они начали с немцами переговоры.
— Алё! Алё! и сыпали в трубку ругательства и разные знакомые немецкие словечки.
— Фриц ферштеен! Хенде хох! Гитлер капут!
А от туда неслось:
— Руссише швайне! Иван капут! Дратвер… цап-царап.
Переговоры шли на самом высоком солдатском уровне. Начальство об этом не знало. Солдаты знали, что как только оно засечет международные переговоры, то их всех сразу вытурят из окопа, а телефонисту сделают втык. Солдаты насыпали телефонисту махорки, подарили старую немецкую зажигалку, чтобы он сидел, не рыпался и молчал. А они по очереди прикладывались к телефонной трубке и учили немцев ругаться матерщиной. Один крутил ручку в аппарате, а другой в это время придумывал хлесткую фразу, чтоб немцам от нее стало тошно. Он искал подходящее слово, силился и носом сопел. У стоящего сзади лопалось терпение, он выхватывал трубку и с хода выпаливал немецкие слова.
— Фриц! Гутен таг! Швейне! Давай цурюк на хаузе! Дейчланд! Ферштеен? Морген фрю, алес капут!
К вечеру это мероприятие прекратили. Солдат разогнали. Командиру роты сделали втык. Что это за высота? Опять учудили! Что там за солдаты? Мать их, твою так! Опять натворили!
Глава 17. Станция Земцы
В боях за Пушкари наши полки понесли большие потери. Мы захватили высоту, оседлали дорогу, инициатива, как говорят, перешла в наши руки, но в стрелковых ротах осталось мало солдат. Когда в 45 полку подсчитали наличие активных штыков, то эту цифру тут же засекретили. Штабникам запретили вслух говорить о ней.
На высоте кроме пулемётчиков остался десяток солдат. \Они сидели подавленные, с тупым безразличием. Ничего нового, что могло пробудить их, не происходило, боеспособность их в расчёт можно было не брать.\ Пулемётчики \тоже\ выдохлись и устали. Бесконечные обстрелы вымотали людей, ударь немец ещё раз по высоте, нажми разок, как следует, и всё полетело бы к чёртовой матери. Сколько можно было терпеть?
На войне в сорок втором основную тяжесть борьбы несли на себе солдаты пехоты. Нашу артиллерию тогда никто из нас всерьёз в расчёт не принимал. Была ли она вообще? Для нас это была загадка. Куда она била? И била ли вообще? Я, например, ни разу не видел, чтобы над немецкими окопами разорвался хоть один снаряд. Артиллеристы у нас в дивизии числились, ездили цугом, катали свои пушки четвёрками, прятались где-то в лесу \а за лесом от них было пользы, как раненому порошки от кашля\.