Ванька-ротный
Шрифт:
Тропинка, на которой мы стоим, тянется вдоль опушки леса. Здесь все знакомо. Здесь две недели назад мы взяли языка. Тропинка под ногами твердая. Чуть только сверху припушена налетом свежего снега. Справа ее прикрывает узкая полоса густых елей. Кругом пушистым ровным слоем лежит снег. На снегу никаких следов, ни воронок от наших снарядов. На елях снежные шапки до самой земли висят. Вот красота! Ни пуль тебе, ни снарядов! Кругом тишина, аж в ушах комары звенят. Вот в таком бы снежку завалиться и отлежаться, выспаться как следует, а я считай вторые сутки и всё на ногах.
Мы стоим на тропе и всякая ерунда лезет мне в голову. Ну что? Наверно пора? — думаю я. Вот ведь так всегда. Перед нами низина. В низине смерть. Почему такая тишина? Я стою и медлю. В душе должно что-то подняться и появиться решительность. Тогда уж будет легче. Тогда полное безразличие придет. Нужно собраться заставить себя! А оно еще не созрело. Оборачиваюсь назад, смотрю на цепочку разведчиков. Каждый из них живой человек, как и я, каждого из них сомнения и мысли мучают. Нет никакой реальной надежды, крохотной зацепки, что мы благополучно проскочим низину. Каждый сейчас представляет, что будет в низине, если по нашей цепи ударят немецкие пулеметы. Один шанс из ста проскочить, если ушастый немец в окопе носом клюёт. Я трогаю за плечо Рязанцева, и мы идем в середину шеренги. Пока мы идем, у меня в голове созревает новая расстановка групп. Если пойдут все сразу цепью и попадут под пулеметный огонь, погибнут все, никому из низины не выбраться. Нужно идти по очереди. Пойдем в три группы, прикидываю я. Мы останавливаемся, трое ребят из головного дозора сзади стоят.
— Пойдем в три группы! — говорю я Рязанцеву и лейтенанту, — Всем рисковать сразу нельзя. Первой пойдет группа Рязанцева. Если она попадет под обстрел, мы с остальными ведем огонь по окопу. Даем возможность ей отойти. Если первая проедет без шума, за ней пойдет вторая. Ты лейтенант своих поведешь. Мне оставите трех дозорных (и Рязанцеву еще одного). Мы прикроем на случай обстрела вторую группу. Когда обе группы достигнут опушки леса, я со своими последую через низину. Нас немного, всего пятеро, мы через лощину самостоятельно перейдем. Две группы пройдут, для третьей опасности не будет. Обстановка будет ясна.
— На всякий случай договоримся. Вы меня ждете на опушке ровно десять минут. После двух осветительных ракет, мало ли что может случиться. Мы можем здесь на немцев напороться. Порядок следования ясный? Вопросы ко мне есть?
— Вопросов нет!
— Может кого из вас порядок следования не устраивает? Сейчас говорите! Потом поздно будет! Кто-то должен идти впереди, кто-то потом и кто-то последним. Кому из вас последним поручим идти?
— Тебе капитан! Какой разговор!
— Я могу пойти через поле первым. Это самое безопасное. Немцы нашего перехода по низине не ждут. И группа у меня самая маленькая. У кого есть сомнения?
— Как ты сказал, так и действовать будем. Первым тоже идти опасно.
— Итак, все решили! Ночная темнота перевалила на другую половину ночи. Немцам видно надоело без конца светить ракетами. Ракеты стали взлетать реже. Немцам, видно, надоело смотреть на летящие огни.
— Всем приготовиться! — сказал я, — Первую ракету пропускаем, а по второй, когда она ткнется, первая группа бросается вперед.
И вот очередная ракета полетела по дуге и ткнулась в снег. Взвод Рязанцева словно подкинуло вверх. Белые маскхалаты пригнулись и цепью метнулись в низину. Еще одно мгновение и они исчезли в снежной пустоте. Прошло несколько секунд ожидания выстрелов и надрывистого удара взахлеб из пулемета. И вот в воздух взметнулась осветительная ракета. Я подался вперед и стал всматриваться в мерцающий свет, бегущий по снегу. Ни лежащих в снегу людей ни белых бугорков их маскхалатов на фоне снежного поля я не увидел. Они видно ткнулись в снег сразу в первый момент. До леса они не успели добежать. Лежат сейчас где-то на полпути.
Трудно сказать, где в каком месте они упали. Ночью снежное пространство скрадывает расстояние. Но эта ракета не очередная. Немцы видно заметили какое-то мерцание в низине на снегу. Я напряженно ждал всплеска свинца. Во время войны у немцев на вооружении были скорострельные пулеметы МГ-34. Он давали большую плотность огня. Сейчас врежет в то место, где уткнулись в снег наши разведчики, и считай половина получит приличную порцию свинца, Мы приготовились открыть огонь из автоматов. Точности прицельного огня у автоматов к сожалению нет, убойная сила небольшая, будет конечно трескотня. Из двадцати автоматов плотность огня будет приличная. Бить будем трассирующими. Пулемет сразу подавим. Но тут же в дело войдет немецкая артиллерия. И неизвестно чем все это кончится. Она бьет по заранее пристрелянным квадратам. Обрушивается всей мощью нескольких батарей. Как это было с ротой штрафников. Не успели они добежать до немецкой проволоки, как их разметало снарядами. Ни один не вышел оттуда. Прошло минуты две, немецкий пулемет не рыкнул. Я вздохнул глубоко. Тяжесть и напряжение свалились.
— Ну! Теперь твоя очередь! — похлопал я по плечу, стоявшего рядом, лейтенанта. — Одну пропускаем! Вторая ракета твоя! И вот в небе повисла вторая ракета. Лейтенант и его разведчики сжались в комок, немного пригнулись, застыли на месте. Сейчас она ткнется, зашипит, и в набежавшую темноту ринуться люди, надеясь на случай. Они так же бесшумно, как видение, как призрачные тени метнулись сквозь ели и исчезли в снежной полутьме. Мы стояли меж елей и напряженно смотрели в пространство в каком-то неуверенном, напряженном, томительном сосредоточии слуха. Проходит минута, вторая — ракеты нет. Еще минута тягостного ожидания, ракеты нет. Нас среди ельника осталось пять человек. Теперь очередь наша. Мы ждем очередной немецкой ракеты, чтобы сорваться с места и броситься в низину. Проходят первые томительные минуты.
По моим расчетам ребята уже на опушке, послали вперед небольшую разведгруппу. Время идет, а очередной осветительной ракеты нет. Нельзя начинать движение, у немцев глаза свыклись с ночной темнотой. Только после яркого света они некоторое время ничего перед собой не видят. На этом и основаны наши перебежки через низину под носом у немцев. Нужно ждать ракеты. Нельзя рисковать. В ночном поиске всякое случается. Случаются такие дела и возникают такие ситуации, о которых никогда не думаешь и не предполагаешь. Заранее угадать ничего нельзя. " ' ' "
Через десять минут группа Рязанцева и взвод лейтенанта углубятся в лес и нам их придется по следам догонять. Они пойдут медленно и осторожно, осматривая все вокруг себя и впереди. Мы по пробитым следам можем идти ускоренным шагом. Пять, десять минут разницы для нас не играют роли. Мы их успеем нагнать. Между нами такая договоренность, если в нашей группе непредвиденная осечка (вдруг произойдет), они нас не ждут. Через десять минут они покинут опушку и выйдут на лесную дорогу, перережут телефонную связь и повернут в сторону немцев, которые сидят на высоте под Бондарями.
Я сижу в низине и жду немецкой ракеты. И в это время я четко слышу немецкую речь метров в двадцати от нас. По тропе в нашу сторону идут немцы и мирно разговаривают между собой. Я делаю знак рукой ребятам, которые со мной. Оглядываюсь вокруг. Справа стоит Сергей, слева трое ребят из головной заставы. Мы тихо, не касаясь обвисших лап елей, освобождаем тропу, припорашиваем снегом свои следы (на снегу), отходим и приседаем за елями.
Напряжение и ожидание растет. Сколько их там? Какая группа немцев? Кажется, что в ушах начинают стучать их шаги. А немцы спокойно не торопясь, ничего не подозревая, идут, покашливают, переговариваются меж собой. Прошло несколько секунд, считай они на десяток метров к подошли к нам ближе. Мы их пока не видим, но чувствуем всеми фибрами души.