Варфоломеевская ночь
Шрифт:
— А Рауль?
— Рауль… Рауль был спасен его преданным молочным братом, Ресто.
Лицо Марии засияло радостью.
— До отъезда из Орлеана молодой человек хотел в последний раз обнять своего сына… ребенок исчез…
— Да! Это правда!
— Через месяц Ресто вступил вместе с Раулем в отряд волонтеров. Он проклинал вас и тогда и во все часы своей жизни! Для него вы были злой матерью, для него вы были его убийцей!..
Мария Тушэ, бледная как привидение, смотрела на монаха не говоря ни слова.
— Угодно вам
Мария вдруг вскочила, сияла распятие, висевшее на стене, и подошла к монаху.
— Клянусь, что я никогда не была сообщницей в убийстве Рауля и пропаже ребенка!.. Клянусь Спасителем, что Моревель никогда не был моим любовником! Я была так одинока в Париже и мне нужно было окружить себя верными людьми. Это я помогла ему поступить на тайную службу к королю. Но негодяй отплатил мне тем, что связал меня и бросил в реку, и только случайно я была спасена гугенотами…
Не выдержав, Мария заплакала.
Монах, вскинув руки, отбросил с головы капюшон рясы.
Перед Марией стоял постаревший, с сединой в волосах, в шрамах, но все же сразу узнаваемый Рауль д’Альтенэ.
Увидев его, Мария закричала и потеряла сознание.
XVII. Нельская башня
Очнувшись, Этьенн увидел себя в мрачной комнате с низкими каменными сводами. Был полумрак, свет исходил только из слабой, коптящей масляной лампы.
Этьенн оглянулся и, убедившись, что в комнате никого нет, попытался встать с кровати, и пошевелил связанными руками. Они были перехвачены веревкой так крепко, что уже начинали затекать.
Он напряг руки, стараясь разорвать веревки, но все было напрасно. Рассматривая стены, Этьенн увидел в стене вмурованное кольцо, вероятно, служившее для кого-то орудием пытки.
Подойдя, юноша дотянулся до кольца и нащупал острые концы основания. Чтобы перетереть веревки, понадобилось много времени, но, наконец, все было кончено. Теперь руки были свободны.
Неожиданно в тишине послышались громкие, не таившиеся шаги.
«Это сюда», — понял Этьенн и кинулся к лежаку.
Дверь отворилась, и кто-то бросил в комнату кусок хлеба:
— Вот тебе до завтра.
Дождавшись, когда дверь снова закроют и шаги стихнут, Этьенн подошел к полу, поднял хлеб, обтер его и стал медленно жевать.
Голод, мучивший его, проходил, и появлялось чувство уверенности и спокойствия. Сколько он здесь? Где он? Ночь сейчас или день?
Прежде всего он осмотрел камеру. Окон не было, стены, судя по всему, были прочны. Единственное, что выдавалось в стене, было железное кольцо, с помощью которого он разрезал веревку. Но оно было крепко вделано.
Этьенн уже готов был снова вернуться к лежаку, когда споткнулся о что-то жесткое. Это оказалась глиняная кружка с водой. Разбив кружку, Этьенн стал черепком терпеливо выковыривать известку между камней.
Через несколько часов работы ему удалось вырвать кольцо. Из отверстия слабо повеял влажный, затхлый воздух подвала.
Схватив выломанный крюк, Этьенн стал увеличивать отверстие, и вскоре вывалил целый камень. Высунувшись в образовавшуюся дыру, он пытался рассмотреть, куда она ведет, но было так темно, что ничего не было видно.
Тогда он спрыгнул, захватил фонарь и снова подтянулся к дыре.
Слабый, тусклый свет, теряющийся в темноте, осветил каменную лестницу.
Он попытался осторожно спустить лампу, но она вдруг упала, разбилась о каменный пол, и стало совсем темно.
Тогда Этьенн спрыгнул со стены на лестницу. Осторожно, боясь наступить на осколки стекла, он стал спускаться наощупь по влажным и холодным ступенькам, сделал несколько поворотов, спускался все ниже и ниже, когда наткнулся на деревянную дверь. Сквозь тонкие, почти невидные щели слабо пробивался тусклый свет.
Этьенн нажал на нее плечом, но дверь не открылась. Тогда он сделал шаг назад и, прыгнув, вышиб запор. Свежий воздух, ворвавшийся в распахнутый проем, закружил его голову.
Он стоял на пороге и настороженно всматривался в долину, освещенную призрачным лунным светом.
Было так тихо, что он слышал, как бьется его собственное сердце.
Только на рассвете Этьенн дошел до Сент-Женевьевской горы.
Было рано, но улица уже заполнилась народом. Этьенн приметил толпу перед дверью Перрена Модюи. Потом погребальное шествие вышло из сен-медарской церкви.
Этьенн вскрикнул и бросился в дом Перрена Модюи.
— Кто здесь умер?
Увидев его, старый звонарь встал и со слезами обнял юношу.
— Жермена, кормилица моей дочери, — прошептал старик. — Тише, она спит! — прибавил он, указывая на кровать, на которой лежала Алиса.
Бедная девушка занемогла, не будучи в состоянии перенести всех волнений.
Этьенн медленно подошел и стал на колени перед кроватью. Крупные слезы катились по его щекам. Рука Алисы свесилась с кровати, Этьенн приложился к ней своим пылающим лбом.
Она вздрогнула, схватила руку Этьенна и вскрикнула:
— Жив! Этьенн жив!
XVIII. Варфоломеевская ночь
Неудавшееся покушение на жизнь Колиньи за несколько дней до Варфоломеевской ночи и потом все ужасы этой ночи были столько раз описаны, что мы об этом распространяться не станем; скажем только о том, что прямо относится к нашему рассказу.