Варфоломеевская ночь
Шрифт:
Этими словами и последующими действиями Марго собственноручно подпишет смертный приговор любовнику. Вспомнит она об этом четыре месяца спустя, когда ничего уже нельзя будет исправить.
— Ужели ты так влюблена? — спросила герцогиня.
— Ни о ком другом в данный момент я не помышляю. Что будет через месяц-другой — я не знаю, но сейчас мне хочется любить только его, потому что больше некого.
Генриетта усмехнулась и покачала головой:
— Я могла бы тебе назвать более достойного кавалера, о любовной связи с которым мечтают, чуть ли не все дамы двора, да боюсь, тебе его имя хорошо
Маргарита вздрогнула:
— Ты говоришь о Лесдигьере…
— Да, о нем. Вот кого я мечтала бы видеть в своей постели, но, поскольку это несбыточно, то я от чистого сердца желаю этого тебе.
— Несбыточно?
— Разумеется, ты ведь знаешь, что он неприступен, и в то же время нет милее и желаннее мужчины, чем он.
— Знаю, — с невеселой улыбкой произнесла Марго. — Но у него уже есть любовница — герцогиня де Лонгвилль — и других ему не надо.
— Почем ты знаешь, ты ведь не пробовала? А заполучить такого графа и капитана — весьма большая удача. Тебе все станут завидовать. Как знать, быть может, он бросит из-за тебя герцогиню.
— И та после этого станет злейшим моим врагом, — бросила взгляд Марго и горько усмехнулась. — Ах, Анриетта, я пыталась уже это сделать.
— Ба! И ты только сейчас признаешься в этом? — удивленно воскликнула герцогиня Неверская. — И что же он сказал тебе в ответ?
— Сказал? Да мы с ним не перемолвились ни единым словом.
— Выходит, он ни о чем подобном даже и не подозревал?
— Напротив, он очень хорошо видел мои пламенные взгляды, слышал мои томные вздохи, когда волею случая мы с ним оказывались рядом; а однажды даже я ущипнула его за руку, а когда он недоуменно посмотрел на меня, то увидел в моих глазах слезы отчаяния и безумной надежды…
— О, бог мой! И все это предназначалось одному ему при том, что он сам все это видел?! Да каким же надо обладать сердцем, чтобы остаться при этом равнодушным к даме, выказывающей тебе знаки столь явного внимания?
— Сердцем Лесдигьера, — вздохнув, ответила Марго. — Он служит наваррскому королю, моему мужу, а потому и в мыслях не держит поддаться соблазну и обольстить его жену, хотя и сам видит, как я хочу этого. Я бессильна перед ним, Анриетта, мое чувство к нему возгорается еще сильнее. Я уже знаю, что люблю его, быть может даже, именно за то, что он так холоден и неприступен, но эта любовь останется похороненной в моем сердце, как утопия, которой никогда не суждено сбыться.
— Если хочешь, я стану посредницей в твоем деле, — живо откликнулась подруга. — Я расскажу ему о твоей любви, я буду надоедать ему день и ночь, но заставлю прийти и пасть на колени.
— Нет, Анриетта… Мне не надо такой любви, — печально произнесла Маргарита, — но я хотела бы, чтобы он полюбил меня сам. И еще я хотела бы…
— Чего же? Переспать с ним?
— Ах, Анриетта, ты не понимаешь. Ведь он не придворный, он воин, солдат, его место на поле боя, а не здесь, в тесных стенах этой тюрьмы, называемой Лувром. Я мечтаю быть с ним во время сражения, видеть, как он рубится на мечах с врагами; я мечтаю держать в своих объятиях его израненное клинками и пулями окровавленное тело и слизывать языком кровь с его ран. Я готова валяться у него в ногах и просить только об одной милости — чтобы он благосклонно посмотрел на меня и хотя бы раз поцеловал в губы. Я жажду его неисчислимых подвигов, которые он совершит во славу своей возлюбленной королевы, и страстно желаю наперекор всему и всем любить его, и только его одного…
— Но, — продолжала Марго после недолгого молчания упавшим голосом, будто она только что спустилась с небес, куда занес ее вихрь фантазии, — но ничего этого мне не суждено, Анриетта, и потому меня снедает безмерное отчаяние. Этот человек принадлежит не мне, а другой, которой я, признаюсь, откровенно завидую, как завидовала Жанне Д'Альбре. «Confiteor!» [59]
— Черт побери, Маргарита! — воскликнула Генриетта Неверская, — ты так аппетитно расписываешь достоинства этого дворянина, что, честное слово, впору хоть самой влюбиться в него. Он хоть богат?
59
Каюсь! (лат.).
— Безусловно. У него графство на юге Франции, поместье в Лангедоке и замок его бывшей жены. А ведь когда-то он был беден и поступил на службу к герцогу Монморанси без единого су в кармане. Всего, что он имеет сейчас, он достиг благодаря высокому покровителю, а также умению владеть шпагой. Он солдат, Анриетта, его тело в ранах, полученных в сражениях, и я люблю его за это… Другого такого мне, наверное, не найти, а этого суждено потерять, так и не завладев им.
— И это говорит королева Наваррская, красивейшая и умнейшая женщина, за один взгляд которой любой мужчина готов сразиться с легионом чертей, не жалея при этом собственной жизни! Положительно, я тебя не узнаю, Маргарита. Где твое неотразимое обаяние, где умение разбивать мужские сердца и складывать их у своих ног? Нет, решено, если ты и дальше будешь столь пассивной, я сама займусь господином Лесдигьером и уж, будь уверена, приложу все силы для того, чтобы он стал моим.
— Его друг совсем не таков, — продолжала Марго, пропуская мимо ушей реплику подруги. — Тот волочится напропалую за всеми подряд, дружит с Матиньоном, и теперь они втроем с Конде составляют нечто вроде триумвирата: вместе пьют, вместе гуляют, а потом опять же все вместе устраивают ночные оргии под самым носом у вдовствующей королевы. Кажется, ей скоро это надоест, и она отошлет Конде в одну из провинций. Король Наваррский для нее важнее, да и поменьше заговорщиков будет в доме.
— Его друг — господин Шомберг, если не ошибаюсь? Я знаю его, он служил покойному коннетаблю; тот его любил, души не чаял. Но поскольку твой Лесдигьер соткан из одних достоинств, значит, таков и его друг, ибо не могут ужиться благородство и честь с лицемерием и подлостью.
— Это ты верно подметила, Анриетта, и, хотя Шомберг и дамский волокита, но в доблести, чести и благородстве ему не откажешь, не то что Ла Молю, который насквозь пропитан ложью, ханжеством и подобострастием двора.