Варламов
Шрифт:
— Не пахнет, ваше превосходительство, воняет!
А позже молодой Чехов, автор пока еще одной пьесы —
«Иванова», — сердито острил:
— Надо в Крыловы поступить... Писать надо пьесы скверно
и нагло. *
Для такого тона были и особые основания. В литературе о
Чехове остался почти неизвестным факт, что после появления
«Иванова» к автору пришел Крылов, предложил внести несколь¬
ко изменений в пьесу, но с тем, чтобы он, Крылов,
тором Чехова. И обещал неимоверный успех... Об этом есть упо¬
минание только у Марии Павловны Чеховой:
«Это возмутило Чехова, но он и вида не подал... и деликатно
отказал». (В книге «Вокруг Чехова».)
С 1865 года, когда Крылов принес в театр свою первую пьесу,
и до 1890 года — за 25 лет — было поставлено на сцене свыше
сорока его сочинений! А писал он и ставил свои пьесы и дальше...
За это время Виктор Александрович Крылов, бывший учите¬
лем начертательной геометрии, стал начальником репертуара те¬
атра и твердой рукой начертал художественную его линию.
Таков был облик Александрийского театра в последней четвер¬
ти прошлого столетия.
«Артисты, — пишет А. С. Суворин в «Театральных очерках»
об александрийцах, — заботятся не о том, чтобы соответствовать
своему положению в пьесе, а о том, чтобы отличиться. Это стара¬
ние отличиться можно даже заметить в тех несчастных, которые
докладывают о том, что карета подана. Всякий, видимо, хочет по¬
казать, что он вовсе не то, что он изображает, что он не лакей, не
конюх, не мужик, а артист императорских театров, что лакея,
конюха или мужика он только представляет по приказанию на¬
чальства».
Прошла пора трескучей славы Каратыгина и его ложноважной
«выступки». Но еще держится в умах человечность искусства
Мартынова. Совсем недавно умерла Линская. Выдворен вон из
театра Васильев. Уходит в отставку Самойлов. А «первый комик»
В. И. Виноградов, актер большого таланта и человек удивитель¬
ной судьбы (бывший крепостной крестьянин, выучился грамоте
уже после того, как стал известным артистом), — заметно стареет
и выходит из строя.
Но подспудно, ненамеренно идет обновление.
В 1874 году принята в труппу Мария Гавриловна Савина.
В 1875 году — Константин Александрович Варламов.
В 1880 году — Владимир Николаевич Давыдов.
В 1881 году — Пелагея Антипьевна Стрепетова.
Спустя три года — Василий Пантелеймонович Далматов.
И немного позже — Модест Иванович Писарев, Мамонт Вик¬
торович Дальский, Павел Матвеевич Свободны.
«В старую труппу вошел человек с ярким, самобытным та¬
лантом, самородок, выращенный провинциальной сценой.
33
Петербург,- извиняюсь за выражение, загалдел о Варламове,
носился с ним. Что ни роль — то новый успех.
Куда ни приди, бывало, только и слышишь: видели Варла¬
мова? Каждый автор желал, чтобы в его пьесе играл Константин
Александрович. Для него стали писать роли, как для Савиной...
«Костенька», как звали товарищи по сцене Варламова, без про¬
текции, без заискивания у рецензентов, прокладывал себе дорогу.
Оставалось только радоваться, что Константина Александро¬
вича пригласили в дни весны его таланта, а не тогда, когда он
начал бы уставать, измотанный скитанием но провинции».
Так написал старый петербургский театрал А. Н. Плещеев в
своей книге «Что вспомнилось» о первом годе работы Варламова
на Александрийской сцене.
IV
Поначалу втолкнули Варламова в веселый хоровод легких на
ногу водевилей. И понесло его... Что ни вечер, после основного
спектакля, новый водевиль. Играй не хочу, а отыграл -- поминай
как звали.
Третьего дня играл штатского генерала, что не по чину и во¬
преки преклонному возрасту то и дело распевает дребезжащим
старческим фальцетом молодцеватые куплеты из популярных опе¬
ретт. Вчера — доморощенного вологодского помещика, который
прикидывается ох каким парижанином. Сегодня быть ему бес¬
шабашным гусаром-усачом, забубенной головушкой, искателем
выгодной партии, мужчиной не промах.
А завтра? Что у нас там завтра: приезжий заволжский барыш¬
ник (борода вразмет!), нехитро обойденный шустрым стряпчим,
или немец-колбасник с Васильевского острова, рогатый муж пре¬
лестной Анхен, посмешище всего околотка?
Да нет! Вызывают в дирекцию театра и велят к завтрашнему
приготовить Осипа в «Ревизоре».
С тех пор, после этого срочного ввода (взамен П. В. Василье¬
ва), всю жизнь — почти 500 раз! — играл роль Осипа. Любил ее
нежно, разрабатывал из года в год, довел до совершенства, стал
самым знаменитым, всеми признанным Осипом. И, если на то
пошло,— уже одним этим обрел свое вечное место в истории рус¬
ского театрального искусства. Как, скажем, М. С. Щепкин ролью
Городничего.
Очень трудно быть на сцене одному. Даже две-три минуты. Без