Варшавский договор
Шрифт:
Сугроб был с темным пятном. Гульшат ужаснулась, но кровь была всего лишь из носа. Правда, сочилась, не переставая, почти до Гульшаткиного подъезда. Гульшат потащила Костика домой – а куда его еще было девать, раненого, придурочного и вряд ли способного пройти сквозь арку, поблизости от которой непременно ждут гопы. Вряд ли визг отбросил их далеко и надолго. Костик отнекивался, застенчиво утираясь бумажными платочками, запасенными словно именно на такой случай. И бесконечно извинялся за все на свете. За слабый нос, за гопов и за то, что бросил ее в «Солнышке». Прости, говорил, просто эту дуру быстренько выводить пришлось, ее спасать надо было,
Гульшат в этом усомнилась. Не похожи были гопы на садистов. Ее-то не измучили. Да и лахудра меньше всего напоминала невинную жертву. Потаскуху она напоминала, это да.
Ну да Костику-то откуда знать, лось неученый. Ну, пусть и не знает.
На подступах к подъезду Гульшат убедилась, что кровотечение иссякло, и принялась осматривать и ощупывать Костика на предмет других повреждений, попутно кроя его довольно страшными словами. И слишком поздно обнаружилось, что Костик одновременно ощупывает и осыпает словами ее – вернее, не ощупывает, а безошибочно и ласково находит нужные точки под слоями зимней одежды, и слова у него не страшные, а взводящие, а губы мягкие и жгучие. И откуда что взялось. Интересный терапевтический эффект бывает у мордобоя, подумала Гульшат, хихикнув. И тут же хихикнула по другому поводу, и подавила стыд в связи с тем, что в ее обстоятельствах и в этой ситуации обжимается натурально с первым встречным и, кажется, ведет его домой. Определенно ведет, с определенными намерениями, от которых не откажется. И гори оно все огнем до самого утра – и я первая.
Сгорело, да не так.
У самого подъезда Костик решительно тормознул и в паузах, пока оба переводили дух, что-то объяснил про пятнадцать минут. Какие пятнадцать, куда бежать, какой чай, не поняла Гульшат, потом поняла и попыталась возмутиться такой самоуверенностью и предусмотрительностью. Костик эти повороты ловко обошел, поцеловал ее совсем беспощадно и мягко подтолкнул к двери подъезда.
А когда, начала она, и он сказал, что ты и раздеться не успеешь.
А консьержка, начала она, и он сказал, что разберется.
А номер-то квартиры, начала она, и он сказал, что найдет и так, но все-таки выслушал и номер квартиры, и номер телефона, кивнул, улыбнулся и ушел.
Гульшат успела раздеться, замерзнуть, снова одеться и выпить чаю. Она долго бродила по квартире, стискивая телефон и вспоминая, не ошиблась ли при диктовке номера. Немножко порепетировала звонок в полицию – но каждый прогон обрывался на второй же реплике, потому что Гульшат совершенно не представляла себе ответов на неизбежные вопросы про фамилию, место работы и причины заявления. Да и отучили ее последние месяцы от так и не сформировавшейся привычки искать помощи у полиции.
Гульшат влезла в сапоги с пуховиком и вышла из подъезда, миновав бессовестно похрапывающую консьержку.
В округе было три круглосуточных аптеки. Ни в одной Костика не видели. В арке его не было, у закрытых дверей «Солнышка» тоже. Других мест, способных привлечь Костика, Гульшат не знала, поэтому бродила по дворам и улицам наугад, вглядываясь в тени от мусорных баков и в фары проносившихся мимо машин.
Окончательно замерзнув, она решительно пошла домой, по пути завернула в ближайшую аптеку, долго рассматривала витрину с разноцветными коробочками, в ответ на утомленный вопрос молодой аптекарши купила диазепам, пришла домой и закинула его в навесной шкафчик с приправами. Выпила еще чаю и легла спать. Через полчаса ворочания вышла на кухню
Этим сериал с участием Гульшат и кончился. Костика она больше не увидела. Его почти никто не увидел.
Кроме создателей сериала.
Глава 5
Чулманск. Константин Яковлев
Заниматься такими вещами Костя не любил. А что делать, если нормальные вещи заняты.
Вводная от босса истекала ароматами запредельного идиотизма. Следовало найти в Чулманске следы первой акции и зачистить их – так сказать, бесследно. Следы – бесследно, а чего вы не смеетесь. Это у босса был такой юмор, смешной ему одному. Кроме него никто филфаков не кончал, хотя кончать старались по-всякому. Вопрос был не в юморе, а в том, что акцию проводили одни и сто лет назад. А пойти туда – найти то поручалось Косте, невиноватому и постороннему. Справедливость делится не по справедливости.
Костя полдня шарахался по Чулманску, звонил, пробивал, потихоньку раскачивал, но в основном слушал. Ничего особенного он не услышал: сплетни да оханья, и даже не слишком громкие. Стрельба в Боровицком стала событием года, если не десятилетия, и была изжевана, высосана, высушена и снова изжевана всеми-всеми жителями Чулманска в двенадцать оборотов. Но время лечит не только огнестрельные раны. Так что к прибытию Кости город эту страшную боль изжил и превратил в гоголь-моголь, пенистый и не позволяющий зацепиться ни за крошку. Девка изображала труп, с каждым днем все убедительней. Дедок всерьез настроился молча переехать из предзака в лагерь. Бесследно.
Костя плюнул на стандартные методы, прицепился к следаку Артему, оказавшемуся все-таки дознавателем, и ходил за ним еще полдня – чтобы, вернувшись с торопливого перекусона, обнаружить, что объекта нет. И машины его полумертвой нет, ни у конторы, ни у дома. Называется, пожрать сбегал.
Костя потомился, замкнул несколько точек, в которые пытливый Артемка ныкался накануне, да без толку. Позвонил ему в кабинет, сочинив длинную убедительную историю про себя и про свой интерес. История не пригодилась – какой-то сопляк, тоже, поди, дознаватель на таратайке, сообщил, что Артем Александрович уехал в командировку, куда, не скажем, когда вернется, тоже, – перезвоните на следующей неделе. Даже что передать не спросил, щенок.
Это могло значить что угодно: человек уехал в отпуск, человек ушел в запой, человек занялся другим поручением начальства – Костя понимал, что поручения как раз сейчас должны были на человека сыпаться как из мусоропровода высотки, причем столь же приятного характера. И самым правильным было бы сесть неподалеку с глинтвейном и журнальчиком «What Hi-Fi», да дождаться возвращения, определенности и смысла. Но босс требовал результат. А боссу попробуй откажи.
Ему даже девка та не отказала. Артемова в смысле. Где уж нам уж.
Девку как раз было не жалко, а вот тетку жалко. Красивая, говорят, была тетка, толковая и честная. Не повелась даже на безотказного Мишку, который старался так, что, Славка говорит, отпинываться от мимоходных баб приходилось. А тетка не повелась. Ну и земля ей пухом. Кости там не было, он ничего не видел, не знает, его дело – легкая послеремонтная затирка. Затрем.
Заодно посмотрим, далеко ли яблочко от яблони падает. Если какие косяки и торчат, то в первую очередь со стороны Неушевых. В количестве двух.