Варвар
Шрифт:
– Вообще- то, мне это не нравится, - коротко сказал Макрон.
– Солдаты не должны вмешиваться в политику.
Охранник поднял руки в насмешливом жесте капитуляции: - Эй, не смотри так на меня. Ты сам знаете, как это происходит. Приказы есть приказы. Если ты меня спросишь, как ведут себя вольноотпущенники, которыми Император себя окружил. Я отвечу - Это нечто! Ты бы видел, как они с нами разговаривают. Но они находят у него сочувствие и поддержку.
Преторианец выпрямил спину и подошел к кованым железным воротам у входа в императорский дворцовый комплекс. Порыв прохладного
Но это был не Император. У него были темные вьющиеся волосы и покатый нос грека. Его гладкая кожа и стройное телосложение свидетельствовали о том, что он ни дня не работал тяжелым трудом. На нем была простая туника вольноотпущенника, хотя Макрон заметил, что туника была сделана из тонкой шерсти. Его глаза были черными, как дыры в сценической маске.
– Ах, знаменитый Макрон!
– сказал вольноотпущенник с преувеличенным почтением.
– Настоящий римский герой!
Его тонкие губы изогнулись в улыбке, когда он приблизился к Макрону.
– Оставьте нас, - приказал он стражникам резким, пронзительным голосом. Преторианцы кивнули и зашагали обратно в центр зала. Вольноотпущенник проследил за ними своими темными глазами, пока они не оказались вне пределов слышимости.
– Ты должен быть осторожен с тем, с кем разговариваешь в эти дни, - сказал он.
– Особенно с преторианцами. У них ошибочное впечатление, что Его Императорское Величество в вечном долгу перед ними. К чему катится мир, когда гвардейцы думают, что имеют власть над самым могущественным человеком в мире?
Макрон прикусил язык. Он слышал, что после того, как Калигула был убит, Клавдий, прятавшийся в Императорском Дворце, был обнаружен солдатами преторианской гвардии. Отчаянно стремясь к стабильности, преторианцы сразу же провозгласили Императором пятидесятилетнего мужчину, практически не имевшего опыта управления страной и который, если верить слухам, даже не им становиться. Без поддержки преторианцев на всех монетах Империи могло бы быть другое лицо. Неудивительно, что вольноотпущенник чувствовал себя неуютно в их присутствии, подумал Макрон.
Вольноотпущенник сказал: - Меня зовут Сервий Ульпий Мурена. Я подчиняюсь имперскому советнику Марку Антонию Палласу. Полагаю, тебе знакомо это имя?
– Извини, но нет, - ответил Макрон, пожав плечами.
– Я давно не был в приличном обществе. Последние несколько лет я рубил германцев.
Мурена хмыкнул.
– Мне известно о твоем прошлом, офицер. Собственно говоря, именно поэтому ты здесь. Паллас - секретарь его императорского величества. Он помогает императору управлять Римом и его провинциями. Как и я. Скажи, сколько, по твоему мнению, ты убил германцев за время своего пребывания на Рейне? И легко ли ты с ними расправлялся?
Макрон пожал плечами. – Это зависело от …
– От чего?
– спросил Мурена, склонив голову в сторону офицера.
– Обычныйгерманец получает несколько ударов, прежде чем упадет, - сказал Макрон.
– Иногда ты нанесешь ему несколько хороших ударов, а он все равно будет бросаться на тебя с пеной у рта. И ты не всегда можешь понять, когда он уйдет в свой подземный мир. Они сражаются до последнего, и, честно говоря, весьма достойно. Но они все равно умирают. У нас есть поговорка во Втором Легионе: «Мечи не различают германцев от греков».
– Я понимаю.- Вольноотпущенник неловко переминался с ноги на ногу, явно встревоженный резким поворотом разговора.
– И что именно это означает?
– Удар, … хороший удар, - сказал Макрон. – Выверни человеку хорошенько кишки, и ему конец, будь он буцным варваром или тощим маленьким попрыгунчиком в тоге.
Мурена мял руки, когда отвернулся от Макрона к садам и паре преторианских стражников, стоявшим под арочным проходом: - Как жаль, что великий Капитон не прислушался к такому компетентному совету.
– Компетентному?
– Да, можно сказать рассудительному и мудрому.
– заметив вопросительное выражение лица Макрона, вольноотпущенник закатил глаза. - Неважно, - продолжал он.
– Я хочу сказать, что у тебя большой опыт в уничтожении варварских врагов Рима.
– Я бы сказал, больше, чему других, - сказал Макрон, гордо выпятив грудь.
– Прекрасно. Поэтому, у меня для тебя есть поручение.
Макрон нахмурился, и его желудок почувствовал себя неловко: - Поручение?
– Да. Задание. Для меня.
Макрон стиснул зубы: - Найди кого-нибудь другого, для своей грязной работы. Я подчиняюсь приказам центуриона, легата и Императора. И никому другому.
Вольноотпущенник рассмеялся и осмотрел свои ногти: - Я слышал, ты давно не был в этом городе?
– Тринадцать лет, или около того.
– Тогда я позволю себе не обратить внимание на твои слова, но только на этот раз. Рим теперь другой. Я, может быть, и простой вольноотпущенник, но тебе следует относиться ко мне с уважением. Я имею определенное влияние в этих стенах. Достаточное, чтобы аннулировать твою награду, или повысить тебя до звания центуриона.
– Центуриона? – повторил Макрон, не совсем поняв.
– О чем ты говоришь?
Мурена достала свиток, и Макрон заметил на воске имперскую печать. Вольноотпущенник открыл ее и прочел вслух: - Приказ Его Императорского Величества легату Второго Легиона о немедленном повышении до центуриона оптиона Луция Корнелия Макрона. Должность, которая тебя интересует, я полагаю?
Макрон хмуро посмотрел на Мурену.
– К сожалению, я не могу отправить письмо, пока ты не выполнишь определенное задание для Императора, - объяснил Мурена.