Варвар
Шрифт:
В этот момент дверь распахнулась, и Паво оторвал взгляд от мозаики. Ланиста стоял в дверях. «Вблизи он казался еще ниже и худее, чем на балконе, - подумал Паво, - точно съёжился». Его высокомерное поведение исчезло. Теперь его черты приобрели серьезное мрачное выражение.
– Входи, - сказал Гурджес.
Паво последовал за ланистой в кабинет с контрастной мраморной плиткой на полу и богато украшенными стенами. Ланиста опустился на стул за дубовым столом и кивнул своему рабу.
–
– Фалернского. Не той мочой, которой я балую своих гостей.
Раб вышел наружу. Гурджес откинулся на спинку стула. Паво стоял перед столом, опустив руки по бокам.
– Я ланиста старейшей и величайшей Гладиаторской Школы Пестума, - сказал Гурджес.
– Ну, не самой большой , может быть, хотя, самой старой. В наши дни весьма трудно зарабатывать на достойную жизнь.
Паво ничего не ответил, обеспокоенный развязным языком ланисты. Паво увидел, что глаза Гурджеса остекленели, и подумал, что это, вероятно, не первая рюмка ланисты за день. Гурджес сложил руки за затылком и выпятил нижнюю губу.
– Первосвященники могут воротить нос от моей работы, но когда дело доходит до того, чтобы толпа была счастлива, им нужны такие люди, как я. Люди, которые живут и работают среди самых низших подонков, которых может предложить Рим, ищут кумиров.
Раб вернулся со свежим кубком вина. Как и все в доме Ланисты, посуда казалась дорогой и безвкусной. Гурджес какое-то время любовался кубком. Затем он сказал рабу: - Принеси сводку. Мне нужны новости о раненых гладиаторах.
– Да, господин, - ответил раб и быстро вышел из кабинета. Гурджес сделал глоток вина и с резким стуком поставил чашку на стол. Несколько капель брызнули на дуб. Его глаза были широко раскрыты и заалели, когда они уставились на Паво.
– Насколько я слышал, ты умеешь обращаться с мечом.
Паво пожал плечами: – Как любой легионер.
– Понятно. Надеюсь, ты слышал о сделке, которую я заключил с этим скользким греком?
– Палласом, - пробормотал Паво сквозь стиснутые челюсти.
– С этой змеей
– Ты умрешь в течение года за двадцать тысяч императорских сестерциев. Я выполню сделку, потому что я человек слова. Но Паллас пока не сказал, что мне с тобой делать. На год ты мой, телом и душой. И в этом году ты будешь драться. Часто. Я намерен посылать тебя на Арену при каждом удобном случае. И я ожидаю, что ты выиграешь. Я знаю, какие вы молодцы, бывшие легионеры, за эти годы у меня было здесь несколько таких, в моем лудусе. Один парень очень подвел меня. По дороге на игры, он пробил себе голову, бросившись под колеса телеги. Он предпочел переломить свою шею пополам, чем оказаться лицом к лицу с Ареной, и оставил меня без денег, эгоистичный ублюдка.
Паво глубоко вздохнул.
– Есть только один человек, с которым я хочу встретиться. Человек, который убил моего отца.
Гурджес задумчиво погладил подбородок.
– И кто это такой?
– Гермес Родосский, - холодно сказал Паво.
– Император приказал моему отцу сразиться с ним на Арене. Гермес не выказал ему ни милосердия, ни уважения. Выпотрошил его, затем отсек ему голову и пронес ее по арене как трофей. Он опозорил моего отца и мою фамилию перед тысячами римлян. Я хочу драться с ним и отомстить.
Гурджес сцепил пальцы на столе и молча изучал сына легата.
– Гермес, да?- сказал он после долгой паузы.
– Это будет нелегко устроить. Гермес официально ушел в отставку. Он выходит на Арену только за изрядную плату. Речь идет о ста тысячах сестерциев.
– Мне все равно, - сказал Паво.
– Я найду способ.
Гурджес ковырял пальцем застрявший в зубах кусок пищи, а затем, вытащив его изо рта, он потер его между большим и указательным пальцами. – Ты высокомерный парень, не так ли?
– Нет, - сказал Паво.
– Просто мне надо отмстить.
Паво охватил озноб, когда перед его мысленным взором пронесся образ Гермеса, распростертого на полу арены, из перерезанного горла которого хлестала кровь. Он горел от ярости. Его отец был унижен на Арене. Богатство его семьи было захвачено Клавдием и перекачено в имперскую казну. Маленький сын Паво, Аппий, исчез, и он опасался худшего. Ребенка могли продать в рабство или зарезать в каком-нибудь темном переулке, чтобы он присоединился в загробной жизни к своей матери Сабине, умершей во время родов. Паво был лишен должности трибуна и приговорен к варварской смерти. У него не осталось ничего, ради чего можно было бы жить, кроме перспективы убить Гермеса.
– Возможно, мы сможем договориться, - сказал Гурджес. Каламус прибыл и терпеливо ждал у двери кабинета.
– Если ты принесешь мне несколько хороших побед, я, возможно, смогу помочь тебе в твоем стремлении сразиться с Гермесом.
Паво ничего не ответил.
– Подумай. - Гурджес продолжил: - А пока оглядывайся за спину. Некоторые гладиаторы в этой Школе- плененные варвары. Некоторые из них, возможно, даже были захвачены твоим отцом. Что до остального, что ж, - он провел руками по столу, словно расчищая воображаемый беспорядок.
– Скажем так, им не нравится, когда такие знатные парни, как ты, вторгаются в их лудус.
Гурджес потянулся к своей чаше с вином и поднес ее к губам, забыв, что уже опорожнил ее. Нахмурившись, он резко поднялся со своего места, когда Каламус пронесся мимо Паво. Тренер смотрел, как новобранец уходит по коридору. Оказавшись вне пределов слышимости, он повернулся к ланисте.
– Он доставит нам неприятности, - прорычал он..
– Мы должны избавиться от него.
– Вот тут ты ошибаешься, - ответил Гурджес, расправляя легкую складку на своей тунике.
– сейчас тяжелые времена. У нас не было своего чемпиона со времен великого Прокула, семь долгих лет.