Варвары
Шрифт:
И тут из ближайшего подворья, им наперерез, с самыми черными намерениями метнулась здоровенная кудлатая псина. И едва не разрушила весь героически-божественный имидж космонавтов, но Книва очень вовремя огрел псину древком копья. Надо полагать, таков был местный ритуал общения с животными, потому что пыл зверюги моментально иссяк. Она тут же повернулась и флегматично потрусила обратно.
Книва фыркнул и процедил нечто презрительное, показывая на двор, куда убралась собака.
Село было безлюдно и тихо. Лишь иногда откуда-нибудь доносилось
Возле одного двора Книва разразился комментариями. Судя по всему, именно в этой избе Книва и был зачат, рожден, вскормлен-вспоен и взращен. В словесном потоке ухо то и дело улавливало повторяющиеся слова: «Фретила» и «Атта».
«„Атта“ — это, вероятно, „отец“, — подумал Алексей. — „Атта, тато“, типа как по-украински. Значит, гид у нас — Книва Фретилович. Что это нам дает? Ничего не дает, если честно».
За плетнем исходил рычанием громадный пес. По кличке Хундс, как любезно поведал гид. По двору меланхолично бродили пятнистые тощие свиньи.
За избой имелось еще несколько строений. Из одного доносилось лошадиное ржание. Конюшня, стало быть. Алексея с командиром тут же услужливо обогатили информацией, что в конюшне лошадь имеется. Зовут лошадь Хлахни.
Алексей уже решил было, что Книва поведет их с командиром к себе, однако, видать, быт на хуторе был устроен посложнее. Путь лежал на другой, возвышенный, край села, где виднелись две избы, обнесенные общей изгородью.
Чтобы скоротать беседой путь, командир показал пальцем на другую избу. Оказывается, там обретался некий Оптила.
А на холме за частоколом жил Гарда. Он там жил постоянно. Фретила, Книва, Оптила и прочие тоже там жили. Но не постоянно, а время от времени.
Стало быть, не от нечего делать аборигены тын возвели. Ох, не к добру все это!
На подворье, куда Книва привел Алексея с командиром, имелось аж целых два пса. Стоило миновать ворота, как псы, захлебываясь от благородного рвения, бросились на пришельцев. Наперерез псам из избы выскочил давешний ражий мужик с палкой. Грубым рукоприкладством утихомирил псов.
Но Книва почему-то на мужика разгневался, принялся орать и размахивать рогатиной. Мужик трусил, а Книва все больше заводился — и вовсе уже на бородатого мужика с рогатиной пошел, но опомнился. Лишь кулаком погрозил. Потом к командиру с Алексеем повернулся и вроде как повинился: достал меня этот хмырь бородатый! Он, блин, всех в селе достал. Он и вас достанет, попомните мои слова.
Бородатого мужика звали Скалксом. Рейтинг в селе у него, кажется, и вправду был не ахти. Однако, похоже, власть имел, раз именно к нему в дом их повели.
Не иначе как кулак здешний. Достаточно на хозяйство его посмотреть. Крепкое хозяйство.
— Да ладно, — Алексей попытался больше знаками, чем словами, успокоить Книву. — Ведь ничего не случилось. Не тронули нас псы, не успели.
Ничего себе, «не тронули»! А если бы тронули? Он, Книва, так думает, Скалкса все-таки грохнуть необходимо. Достал он всех, гад!
Бородатый в нерешительности топтался поодаль.
Геннадий ухмылялся, а Алексей вдруг почувствовал себя неудобно, знаками показал бородатому: мол, извини, хозяин, что такую проблему тебе создали…
Понял ли бородатый — неизвестно. Но Книва точно понял.
И буквально вскипел. Это Скалкс-то здесь хозяин? Ну и шутники вы, парни. Хундила здесь хозяин, Хун-ди-ла! А Скалкс тут никто!..
Алексей смотрел на психующего Книву и вдруг понял: не убьет Книва Скалкса. И беснование Книвы — всего лишь ритуал. Вроде как с тем псом. Шестерка здесь Книва, не более. Достаточно на морду его битую посмотреть. А пальцы топырит оттого, что так полагается. Потому и Скалкс к этому спокойно относится, у которого в здешней жизни — тоже свое конкретное место. А вот у них с Генкой своего места нет. Им еще предстоит себя поставить…
Коршунов посмотрел на командира. Геннадий чуть заметно подмигнул и повел глазами на Книву.
Ладно, ладно, ритуал так ритуал. Сыграют и они свою роль. Роль божества, блин, слюни пузырем, пальцы веером.
И, вытаращив глаза, Алексей заорал на Книву:
— А-тставить! Сми-ирна-а!
Эффект был стопроцентный. Книва разве что честь не отдал. Тут же заткнулся. А Скалкса как ветром сдуло.
Вошли в дом.
В доме было темно. Свет проникал лишь через дверь. А еще в доме было дымно, отчего сразу защипало в глазах. Дым шел от очага и уходил через щель в соломенной крыше, плохо различимой в сизом тумане. Дверей не было. Вход занавешивался кожами, сейчас откинутыми, поскольку тепло. Каково в этом сарае жить зимой, даже представлять не хотелось.
Алексей сделал еще два шага, давая пройти командиру, и остановился. Пусть глаза к полумраку привыкнут.
— А ч-черт! — выругался сзади Черепанов. — Понавешали дряни всякой…
Мимо ужом проскользнул Книва. И с ходу тявкнул на кого-то. В глубине избы жалась к стене оцепеневшая от ужаса толстая тетка. Алексей сослепу ее и не заметил. Книвин окрик вывел тетку из ступора. Подскочила и кинулась вон.
М-да, обстановка в хижине спартанская. Чтоб не сказать больше… У очага три бревна в земляной пол вкопаны. Нет, не совсем бревна. На каждом — грубо вырезанные лица. Идолы, стало быть. И расставлены они так, чтобы в огонь смотрели и живущим тут не мешали.
Стол, срубленный на века. Возле стен широкие тяжелые доски. Лавки. У стола тоже пазы специальные сделаны, для досок. А снимают их, должно быть, чтобы места побольше было. Сборно-разборный комплект мебели, так сказать.
Дом оказался по-корабельному поделен на отсеки. В первом «отсеке» едят и спят, это понятно. А дальше…
Из темноты второго «отсека», едва не скуля от ужаса, метнулась еще одна личность. Врезалась в Алексея, шарахнулась, взвизгнула — и пулей вылетела из дома. Только светлая коса мелькнула. «Алафрида», — пренебрежительно сообщил Книва.