Варя. Я все вижу
Шрифт:
– Выходи, я не обижу тебя, – шепчу, опускаясь на корточки.
Но в ответ лишь слышится плачь.
– Здесь больше никого нет, слышишь? Тебя никто не тронет. – Опускаю руки в ворс ковра и делаю первое осторожное движение на четвереньках к обратной стороны кровати, где тело не свисает и где нет крови. – Ну же, не прячься. Позволь помочь тебе.
Это стало моей ошибкой. Моим косяком. Моей оплошностью.
Я увлеклась уговариванием и вот, сама того не понимая, уже по лопатки оказалась под кроватью. Откуда на меня смотрело заплаканное лицо домового. Он размазывал слезы по щеками, а вместе с ним и кровь, которой были покрыты его руки.
– Так много крови…ее так
– Тише, тише, – пытаюсь успокоить его.
– Я так старался успеть, но оно оказалось проворнее. А я помочь хотел…да как такому уже поможешь?
Я не успеваю среагировать, как домовой отодвигается в сторону и перед моими глазами предстает кровавое месиво. Еще несколько часов назад это было молодым и я готова поклясться, красивым лицом. Но теперь его не было. Вместо него зияла кровавая дыра и кое-где просматривались белесые кости черепа. Его будто выдрали, оставив ошметки плоти по краям да уши. Все остальное перемолотой грудой мяса валялось на ковре, которую из-за свисающих волос не было видно. Один единственный глаз качался на зрительном нерве и тот, с противным хлюпаньем оторвался и упал вниз.
Рвотные позывы не заставили себя долго ждать. Я дернулась назад, больно ударяясь спиной об планки кровати и чувствуя, как под тонкой водолазкой, сдираю себе кожу до ран, но выныриваю оттуда. И пячусь назад прямо на попе, отталкиваясь ногами по ковру до тех пор, пока не ощущаю что-то твердое за своей спиной.
Меня впервые захлестнула настолько сильная паническая атака. Я даже не могла нормально вдохнуть, не говоря о том, чтобы позвать на помощь. Но когда сверху на мою голову грохнулась тяжелая темная ткань, перекрывая видимость, эмоции захлестнули и приблизились к опасному пику. Особенно, когда я реально ощутила, как две небольшие руки с тонкими пальцами плотно обхватывают меня со спины за плечи и будто тянут назад.
Вот тогда я заорала.
– ААААА, – пытаюсь выбраться из западни, но путаюсь еще сильнее. – Выпустите, выпустите меня отсюда!!!
– Варь, – кто-то сильнее меня помогает выбраться из этого плена и ставит на ноги, но те не слушаются меня и я заваливаюсь обратно на пол. – Варь, ты слышишь меня? Варя!
Меня встряхивают несколько раз и потом в лицо ударяет холодная вода. Еще раз. И еще раз. Меня умывали ею пока я не поняла, что в руках у папы, а крестный с перепуганными глазами держит в одной руке бутылку с водой, а со второй стекают капли. Сердце до сих пор колотится, как бешенное. Но паника отступила и разум стал проясняться.
– Увози ее отсюда, – говорит крестный, попутно чертыхаясь.
– Подождите, – прошу их. – Мне нужно кое в чем убедиться.
– Нет, Варь, с тебя хватит. – Папа качает головой и все в его тоне говорит о том, что в комнату меня больше не впустят.
– Ладно, – соглашаюсь с этим, – тогда скажи мне сам, что там было? Я уперлась спиной не в стену.
– Это был шкаф-купе.
– С зеркалом? – руки начинают подрагивать.
Папа медлит и переглядывается с крестным.
– Пап, я только что видела тело без лица. – Напоминаю ему. – Страшнее уже ничего не будет.
– Ну, было там зеркало в средней секции, но почему-то его завесили пледом. – Вместо него отвечает крестный. – Он на тебя и грохнулся, видимо закрепили плохо. Если есть какие-то мысли, запомни их, потом расскажешь. А сейчас тебе нужно ехать домой, пока тебя не увидели те, кому не нужно.
Перечить ему не стала. Мне и самой здесь находиться больше не хотелось. И я послушно спускаюсь вниз, а затем сажусь в машину, чтобы поскорее убраться из этого дома. И чем быстрее мы удалялись
Хотя это и было заблуждением.
Потому что, те, кому не нужно, уже заметили меня в той комнате.
И безопасность стала для меня понятием растяжимым.
Глава 7. Сейчас
– Домовая, на выход, – гундосит амбал – санитар Стасик, – к тебе визитер.
И делает он это, как всегда, по-свински. Подкрадывается со спины, наклоняется прямо к уху и только тогда уже начинает говорить. Смакуя то, как пациенты дергаются от неожиданности, что-то разливают или со страху подскакивают. Первые пару раз и я так делала, но потом быстро подметила за ним то, как Стас противно сопит носом, втягивая постоянный насморк в себя. И как звенят ключи, которые он защелкивал у себя на ремне. И то, что он прихрамывает на правую ногу, а это в свою очередь изменило его походку. Поэтому, как бы он ни старался, я даже не вздрогнула. Спокойно собрала цветные карандаши в пенал и отложила их на край стола вместе с раскраской – антистресс.
Сегодня пятница или «творческий день». Или день свободы от изнурительных терапий, бесед и бесконечных обследований, чтобы выявить динамику твоей болезни. И все потому, что врачи спешат закончить недельный отчет и поскорее отправиться домой. Вот поэтому нас после обеда всегда отправляют в общий зал, где каждый сам себе по душе выбирает занятие. Кто-то ляпает краской на чистый лист мольберта и размазывает пальцами в каком-то диком и только одному рисующему человеку понятном рисунке. Кто-то пялится на шахматы, а затем медленно делает ход сначала за себя, а потом за невидимого соперника. Кто-то собирает пазлы и когда детали сходятся, хлопает в ладоши словно маленький ребенок. Кто-то невидящим взглядом смотрит в экран телевизора, где постоянно крутят безобидную программу про природу. Там порхают бабочки, безмятежно проплывают облака и дельфины веселой стайкой выпрыгивают из воды. Никакой охоты, никаких хищников. Ничего из того, что может вызвать приступ агрессии или хоть как-то расстроить пациентов. Которые вроде бы сидят у экрана, но каждый погружен в какую-то свою реальность.
И из этого исходит следующий факт: здесь не нужно было ни с кем общаться. И уж тем более с кем-то дружить. Здешние обитатели существуют по принципу «каждый сам по себе» и меня это вполне устраивало. С одной стороны существовать… да, именно существовать здесь в одиночку было поначалу невыносимо. Из-за нехватки нормального общения с нормальными людьми тебя постоянно отбрасывало в прошлое, где это все осталось. И если на свете существует подобный вид пыток человека, что ж…он самый действенный. Физическая боль забудется сразу же, как срастутся кости и заживут порезы. А вот душевная боль будет тебя терзать пока ты дышишь. Ведь не найдется искуснее палача, чем ты сам.
Как я спасаюсь от этого? Я не нашла лучшего способа, чем стать одной из тех, кто меня окружает последние полгода. Я, как и они, ухожу в другую реальность, где мне хорошо. Правда, здесь я не мечтаю, ничего не вспоминаю и уж тем более ничего не планирую. Просто плыву по течению дней, лишь изредка отмечая, что пейзаж за окнами больницы меняется в зависимости от наступившего месяца. Однако появление Егора кардинально все меняло. Он выдернул меня из этого спокойствия и заставил вступить в спор с самой собой. Одна половина меня встрепыхнулась, почуяв свободу и возможность найти и отомстить тому, кто повинен во всем этом ужасе. А вторая половина меня…она боится. Она запуганно сжалась и умоляет не связываться вновь с тем кошмаром.