Варя
Шрифт:
Княжна обхватила себя руками и какое-то время так и стояла пытаясь унять тревогу. Потом её взор упал на портрет барыни с изуродованным лицом.
— А что если мне за тебя взяться?
Лев Васильевич велел, конечно, не трогать. Но она и не будет пока реставрировать, просто подготовит материалы для работы. Варя подошла к портрету и аккуратно провела пальцем по свесившемуся около носа кусочку холста. Интересно, сможет ли она подобрать точно такую же текстуру материала для вставки? Несколько
Только вот где же они?
Не найдя ничего в мастерской, Варя вернулась в комнату и перебрала там свои вещи. И опять ничего. Но она точно брала с собой лён!
А может быть, у Нюры? В её узелке?
Быстро отыскав его, Варя без зазрения совести начала в нем рыться. Нащупала вдруг что-то твёрдое. С интересом вынула и уставилась, как школьница глупая, на очелье из бересты.
Как же знакомо оно! Где же я его видела? Нет, не на Нюре. А где тогда?
И чуть не выронила очелье из рук.
Не может быть!
У ведьмы ведь не было платка на голове, а волосы как раз очелье вверху перетягивало.
Но откуда у Нюры точно такое же?
Только задалась этим вопросом, и дверь в комнату заскрипела. Нюра, увидев, что Варя рылась в её вещах и держит в руке украшение, так и ахнула.
«Ложь до улики жива».
— Что это, Нюра? — слабым голосом прошептала Варя. — Откуда у тебя это?
— Барышня, пошто вы вещи мои...
— Ах ты! Отвечай! Откуда у тебя это?
Нюра, как рыба, какое-то время закрывала и открывала рот. А потом, вскрикнув, так и бросилась Варе в ноги:
— Простите меня, дуру! Или казните лучше! Не могу больше так! Не могу с камнем на сердце жить! Я давно признаться хотела, да смелости не знала, как найти на такое...
— Боже мой, — Варя, не в силах больше стоят, рухнула на кровать. Щеки её горели, руки дрожали, сердце обжигало грудь неистовым волнением. — Рассказывай немедленно! Всё рассказывай!
Глава 10 Колдовство.
Дни стояли жаркие, и барышне в доме совсем не сиделось.
— Нюра, передай Данилу, пусть седлает Сметанку. Хочу покататься до обеда.
— Слушаюсь, барышня!
Аня чинно вышла из господского дома. А оказавшись на улице, стремглав понеслась на задний двор. У самого входа в конюшню, резко затормозив, чуть не свалилась в лужу. Но устояла, отдышалась, пригладила волосы и оправила фартук.
Пошто только бежала сюда, как угорелая? А догадается если, что встрече с ним рада?
Аня закусила нижнюю губу и, убедившись, что никого поблизости рядом нет, подошла к корыту с водой. Заглянула в него, как в зеркало.
— Тебе ли от волнений дрожать? Хороша ведь!
Но, так и не поверив себе, кинула маленький камешек в отражение. И когда оно исказилось, вздохнула.
И чего, собственно, она перед ним так робеет? Хоть бы он был красавец, а то только на вершок её выше. Нос курносый и весь в веснушках, да ещё и пятнышко родимое на виске.
Всё же...
Аня нерешительно зашла в конюшню, в которой царил полумрак и пахло дёгтем, лошадьми, сеном и, кажется, яблоками. Конюх Данил стоял у дальнего денника и кормил с руки гнедого жеребца. Когда тот слопал угощение, парень обернулся к Ане.
— Чем могу служить, сударыня?
Аня зарделась. Отчего он решил звать её сударыней и называет ли всех подряд девиц так, ей было неведомо. Но его глубокий голос, звучащий с таким почтением, всякий раз вызывал в теле приятную дрожь.
— Я... Какой рисунок красивый давеча получился у тебя, Данил.
— Рисунок?
— Колокольный звон.
— А-а-а! Я ведь учусь тока. Благодарствую! Рад, что по нраву пришлись мои старания.
— Из тебя звонарь хороший выйдет!
— Может, и так.
— И с лошадками ты добрый всегда.
— Ага.
Аня чуть не ущипнула себя за руку.
Она что, умом тронулась?
Вместо того, чтобы приказать Сметанку готовить для Варвары Фёдоровны, расхваливает стоит Данила, как дура какая!
— Как их не любить? — продолжал он. — Они чувствуют всё не хуже людей. У каждой лошадки особый нрав. Вот, к примеру, Рыжка хорошо знает, что она прелестница! Постоянно фыркает и сладости требует. А Уголёк смирный и кроткий. Чужих совсем не жалует, боится ажно бывает.
— А што ты, может, и в людских душах разумеешь?
— И в людских разумею.
Аня чуть не спросила, что же он про неё думает. Но вовремя спохватилась: тем самым уж точно чувства свои выдаст!
— А сам каков?
— Я?
Он подошёл к Ане так близко, что она вдохнула аромат яблок, исходивший от его рубахи. От лакомства, которое Данил выпросил на кухне для своих любимцев, уже ничего не осталось, кроме сладкого запаха.
— Я как Уголёк. Ему Рыжка приглянулась, а мне самая красивая девица на дворе.
— Неужто и правда самая красивая?
— Правда, — прошептал Данил, наклонившись к её уху. А затем, слегка отстранившись, улыбнулся. И она, уже не властная над собою, так и расцвела вся в ответной улыбке.
— Повезло, должно быть, этой девице!
— Так и есть.
Данил взъерошил свои рыжие кудри. И, не зная, куда деть руки, засунул их было за пояс. Но, постояв так немного, вернул обратно.
— А расскажи мне ещё про неё.
— Ещё? — он замешкался. — Послушай, Анют, эта де...