Варя
Шрифт:
— Так о чём вы просить хотели?
О том, чтобы он прекратил напоминать о её уродстве. Если бы граф только знал, какой хорошенькой я была до порчи. Проклятая ведьма!
— Хотела просить сани взять покататься, — упавшим голосом сказала Варя.
Она почему-то ожидала, что граф начнёт расспрашивать, зачем ей сани понадобились и отчего у неё нет сил на пешую прогулку. Приготовилась на этот случай соврать, что повредила ногу в мастерской. Сон подсказал идею. Но Лев Васильевич неожиданно легко
— Езжайте в поля, там сейчас простор. Красота! И погода хорошая.
— Вы то смеётесь надо мной, то так странно добры ко мне бываете! — Варя сама не поняла, как эта фраза сорвалась с её уст. Она тут же разозлилась на себя за то, что не обдумала более подобающий ответ и закусила нижнюю губу. Лев Васильевич с каким-то непонятным интересом уставился на её рот. В его серых глазах появился странный блеск.
— Вы милая, — наконец тихо и чувственно сказал он.
Варя растерялась. А граф, отстранившись, уже громко и весело подтвердил свою догадку:
— Точно! Так и есть. Прошу, не будьте к себе суровы. Ешьте свой завтрак.
Он пододвинул к ней пиалу с мёдом. И когда Варя наконец-то решилась попробовать хвалeную янтарную сладость, лукаво спросил:
— Интересно, будете ли вы скучать по нашим завтракам в моё отсутствие?
Нашим?
Варя так и закашлялась: мёд угодил не в то горло. Но, переведя дыхание, умудрилась ответить спокойно:
— Непременно, Лев Васильевич.
— Рад слышать, — граф улыбнулся, в глазах его искрился смех. Но, слава Богу, он не стал больше подтрунивать над Варей. Отыскав взглядом настенные часы, сказал уже серьёзным тоном:
— Что ж, мне пора собираться в дорогу. Распрощаемся сейчас. Гришке я дам распоряжение насчёт саней.
— Благодарю. Хорошей дороги вам, Лев Васильевич.
— Веселой прогулки вам, Дарья Владимировна.
Граф поднялся. Варя тоже вышла из-за стола. Ей показалось, что он как-то замешкался, будто хотел сказать что-то ещё. Возникла неловкая пауза. Варя отчего-то совсем сконфузилась, опустила глаза, а когда граф наконец-то вышел, облегченно выдохнула.
Будто сердечный сбор натощак выпила, ей-богу! Так сердце в груди разволновалось. Но он назвал её милой!
Варя закрыла пылающие щеки ладонями и несколько мгновений так и стояла, улыбаясь, как дурочка. А затем, когда нежданное волнение отступило, пружинистой веселой походкой отправилась в свою комнатушку готовиться в дорогу. В мыслях так и крутилось одно единственное слово:
Милая, милая, милая.
....Сани Варю и Нюру ждали во дворе. Как и многое в этом хозяйстве, были они старыми, но добротными! Вызвался покатать их Гришка. Он стоял теперь подле морды лошади и проверял, крепко ли к уделам пристeгнуты вожжи.
В воздухе кружились мелкие снежинки, которые покрыли плечи и шапку Вари тонкою порошей. Надета на ней была какая-то потрепанная, но теплая душегрейка, раздобытая для неё Нюрой неведомо где. Сама же Нюрька обмотала свой зипун широкой шалью и уверила Варю, что холод ей в таком виде будет совсем не страшен.
Пока усаживались и готовились к поездке Варя учинила Гришке расспрос про его судьбинушку.
— Я в Берёзовой Роще чуть ли не с рождения, — отвечал он. — Это семнадцатая уж зима моя! А выгляжу я зелено, пошто голодать пришлось. Сейчас сыт и обут, слава богу. Новый барин на счастье нам был дан, я так разумею.
— Он-то на счастья, а змора — на беду.
— Ша! Барин наш страсть как сердится начинает, когда кто-то про ведьм судачит. Всё это бабьи сплетни! Я так разумею. Умная баба болтать не будет околесицу всякую.
— Ты мне поговори ещё! — Варя показала Гришке кулак. Но тот не испугался, а навис над ней так, будто собирался оплеуху отвесить.
Пусть только попробует! Уж она в долгу не останется!
Выручила Нюра, которая осторожно взяла Гришку за руку и ласковым, чуть ли не медовым голосом тихо попросила:
— Гриша, поехали ужо. Мы тихонько сидеть будем. Обещаю.
И Гришка так и растаял весь!
Вот это да! Неужто ему Нюрка моя нравится? Надо отныне в оба глядеть за ними!
Тронулись. Мохноногая коренастая лошадка побежала вперёд, и снег заскрипел под санями. Встречный ветерок растрепал Варе выбившиеся из-под шапки локоны, будто ледяными ладонями обхватил лицо. И было это холодное касание даже приятно. Хотелось дышать полной грудью ноябрьским морозным воздухом, в котором уже совсем не осталось осенних нот. Снег больше не растает до весны. Декабрь стоит у порога.
Варя притихла, задумавшись, как бы уговорить Гришку поменять курс на Лаптевку. Тот тем временем звонко подгонял лошадь, а когда ускорила она шаг, неожиданно затянул незнакомую песенку:
По нраву степей мне родные просторы,
Где ветер волнами травы колышет.
Там горы круты и прозрачны озёры.
И сердце Ярило голос слышит.
Там далеко, где небо без края,
Душа Перуну песни поёт.
И красна девица о милом мечтает.
А, может, меня та девица ждёт...
Варя так и зашлась в возмущении! Только что этот умник ей за ведьму чуть ли не выговор устроил, а сам про славянских богов песни распевает. Она перегнулась через борт и подхватила из сугроба пригоршню снега. Нюрка вопросительно на неё уставилась. Но Варя объяснять девке ничего не собиралась, слепила снежный ком и запустила в Гришкину голую шею, которая торчала из широкого ворота тулупа.
Мальчишка охнул, схватился за воротник и растерянно оглянулся на Варю.
— Пошто вы...?
— А нечего греховные песни распевать!