Варяги и Русь
Шрифт:
— А я указываю тебе на самую ужасную месть, какую только может придумать человек... Прости твоему врагу, и он почувствует себя гораздо более несчастным, чем если бы ты приготовила ему самые ужасные муки... Только одно может быть отмщение — это прощение, это воздаяние добром за зло. Только такое отмщение достигает своей цели... Ты предашь врага своего мукам — это не доставит тебе радости. Может быть, ты и будешь думать, что поступаешь справедливо, но в то же время тайный голос — голос твоего сердца, голос твоей совести — будет говорить тебе до конца
— Вы все так, христиане, толкуете, — перебила его Ольга.
— Мы стараемся и поступать так. Так завещал Спаситель наш, Сам принявший муку и окончивший дни Своей жизни на кресте среди ужасных мучений.
— Да, да... Я знаю про это! — проговорила как бы в забытьи Ольга.
Ей вспомнился Велемир, потом то, что видела она в лачуге Гульды.
— Пожалуй, что и хорошо быть христианином, — со вздохом проговорила она.
— Кто тебе мешает последовать за Христом, княгиня?
— Я не могу... Ты говоришь, что нужно за обиды мстить прощением, а я чувствую, что ещё не в силах поступить так. Если попадётся мне этот Мал, я прикажу разметать его по полю конями или раздёрнуть между деревьями, а простить его я не могу... Лгать же и притворяться не могу тоже. Что это было бы, если бы я простила притворно, а в сердце моём оставалась бы прежняя злость?
Старик вздохнул.
— Что делать, не пришло ещё твоё время; но хочется мне верить, что и ты, сломив свою гордость, падёшь перед крестом Господним.
— Что ты сказал? — спросила Ольга, с изумлением взглядывая на служителя христианского Бога.
— Я сказал, что и ты ниц падёшь перед крестом, станешь христианкою.
«Неужели это и значит то, что не хотела объяснить мне Гульда. Ведь мне явился крест христиан, и я действительно пала пред ним ниц».
Более она ни о чём не стала спрашивать старика.
IV
Церковь святого Илии, стоявшая над могилой Аскольда и Дира, была не далеко от города. Ольга с первыми лучами солнца появилась в Киеве.
На улицах и площадях толпился народ, все оживлённо толковали о чём-то.
Ранний въезд княгини не показался странным. Везде, где показывалась Ольга, её встречали громкими и дружными криками. «Что это значит?» — думала княгиня.
Она поспешила к великокняжескому терему. На крыльце стояли княжьи бояре, оставшиеся в Киеве, и среди них видна была величественная фигура воеводы Асмута.
Он ещё издали увидал Ольгу и, ласково улыбаясь ей, поспешил к ней навстречу.
— Что, матушка княгиня, — спросил он, — и до тебя радостная весточка дойти успела?
— Какая? — спросила Ольга.
Воевода
— Говори, воевода, не, томи! — сказала она, стараясь сохранить твёрдость, — от Игоря, что ли, вести пришли?
— Да!
— Что он?
— Возвращается... Скоро в Киеве будет!
— С удачей или опять что приключилось?
— С такой удачей, что и думать нельзя было... Покорилась ему Византия... Возвращается Игорь и богатую добычу везёт...
V
В самом деле, киевскому князю повезло в этом походе на Византию. Так повезло, как и никто ожидать не мог. Византийцы не подумали даже о сопротивлении и поспешили послать к Игорю послов просить о мире.
Игорь, созвал дружину и начал с нею думать о предложениях императорских; дружина сказала:
«Если так говорит царь, то чего ещё нам больше? Не бившись, возьмём золото, серебро и паволоки! Как знать, кто одолеет: мы или они? Ведь с морем нельзя заранее уговориться, не по земле ходим, а в глубине морской одна смерть всем».
Игорь послушался дружины, приказал печенегам воевать Болгарскую землю, взял у греков золото и паволоки на себя и на всё войско и пошёл назад в Киев.
В следующем, 945 году был заключён договор с греками. Для этого, по обычаю, отправились в Константинополь послы и гости: послы от великого князя и от всех его родственников и родственниц. Они заключили мир «вечный», до тех пор, пока солнце сияет и весь мир стоит.
«Кто помыслит из русских нарушить такую любовь, — сказано в договоре, — то крещёный примет месть от Бога Вседержителя, осуждение на погибель в сей век и в будущий; некрещёные же не получат помощи ни от Бога, ни от Перуна, не ущитятся щитами своими, будут посечены мечами своими, стрелами и иным орудием, будут рабами в сей век и в будущий...»
Послы Игоревы пришли домой вместе с послами греческими.
Игорь призвал их к себе и спросил:
— Что вам говорил царь?
Те отвечали:
— Царь послал нас к тебе: он рад миру, хочет иметь любовь с князем русским; твои послы водили наших царей к присяге, а цари послали нас привести к присяге тебя и мужей твоих, чтобы вернее было.
Игорь обещал им это.
На другое утро он призвал послов и повёл их на холм, где стоял Перун.
Здесь русские положили оружие своё, щиты, золото, и таким образом присягал Игорь и все люди его.
Христиан же приводили к присяге в церкви святого Илии.
Это была соборная церковь, потому что многие варяги уже были христиане.
Игорь отпустил послов, одарив их мехами и воском.
Но как ни был выгоден и удачен этот поход, всё-таки в Киеве нашлись недовольные.
Это были старые соратники Рюрика и Олега, любившие воину ради войны, а не ради добычи.
— Эка невидаль: подойти, откуп взять да уйти, — говорили они, — Олег вот щит свой на ворота Царьграда повесил, славу варяго-россов поднял, а этот что!..