Варяги
Шрифт:
Качнувшись, замерли копья. Одно слово, один неверный взмах руки могут вызвать стычку. Неведомо, какой наказ дан береговой стороже. Потому Блашко поспешил заговорить:
— Я послан старейшинами земель словен новеградских к воеводе Рюрику и его жене Милославе. В Велеграде мне сказывали, что Рюрик ныне у вас на острову. Пошто преградил ты нам дорогу и собираешься напасть, словно тать?
Ран слушал внимательно. Молодости его не могли скрыть ни глубоко надвинутый шлем, ни плотно сжатые губы. Выслушав Блашко, ран неожиданно весело улыбнулся. Повернувшись, кратко и тихо приказал дружинке опустить копья.
— Отринь гнев, старейшина. Как вы в своей земле, так и мы в своей должны оберегаться от врагов. Воевода Боремир поручил мне охранять этот участок побережья. Ты сам воин, возглавляешь дружину, — он повёл в сторону напряжённых новеградских воев рукой, — и должен понимать, что такое наказ старшего воеводы. Как видишь, мы не тати и остановили тебя по праву береговой сторожи. А воевода Рюрик действительно у нас на острове, бодричи сказали тебе правду. Его дружинный дом неподалёку от Арконы. Если ты дашь слово, что идёшь к нему не для воинского раздора, а с миром, мы проводим тебя с честью. Пусть сопутствуют тебе боги.
Для Рюрика наступила пора нелёгких размышлений. Кажется, он поторопился с возвращением к родным берегам. А может, ошибся. Надо ли было возвращаться? Гостомысл был милостив к нему. Отдал в жёны Милославу, ни словом не посетовав на зрелый возраст воеводы. Впрочем, он, Рюрик, и не пошёл бы к князю просить его дочери, если бы не уверился в желании самой Милославы. Два слова всего и сказала она ему, когда он, выйдя от князя, не в дружинную избу пошёл, а на берег Мутной. Там и встретил её с недоплетённым венком в руках. Увидев его, она вспыхнула, как алый цветок. Он упал перед ней на колени, протянул к ней руки, словно безусый юноша, сражённый девичьей красотой, будто и не давили грузом на плечи четыре с лишним десятка лет, словно была она первой в его бурной воинской жизни, когда в походах не спрашивают женщин, по сердцу ли им победитель, их просто берут по потребности тела, как любую другую добычу.
Она никогда не могла стать добычей, и Рюрик давно уже почувствовал: случись невероятное, приволоки воины её к шатру, не поднялась бы рука сорвать с неё сарафан.
Сама и только сама могла прийти к нему Милослава.
Тогда, на берегу Мутной, наверное, увидела она в глазах Рюрика и любовь, и почитание, и мольбу. И смятенной девичьей душой потянулась к нему и сказала, пряча лицо в подол сарафана, всего два слова:
— Поди к батюшке...
Теперь она жена его. Хозяйка дома.
Воевода Боремир, слегка постаревший и огрузневший телом, по-прежнему встретил улыбкой и дружеским объятием.
— Ты ж не юноша, сам понимаешь... У Славомира размирье с германцами вышло, он поколотил их. Нынче тишина у бодричей. Германцы поклонились Славомиру, вечного мира запросили. Сколь раз был тот «вечный» мир. Кабы раньше пришёл со своей дружиной... А нынче зачем ты Славомиру? Бодричи могут вспомнить, что ты сын старейшины Годослава. Кому нужен воевода, которого могут избрать князем? Ты ж не юноша, сам понимаешь... Живи у нас. Торира нет, но даны-то остались. Скажу тебе в тайне от других: с Готфридом ещё можно было по-соседски добром иногда сговориться. А ныне он стар, ежедень известия о смерти ожидаем.
— В Вальгаллу-то ему не попасть, — шутил Боремир. — Туда мы с тобой ещё можем отправиться. Готфрид же на своём ложе, видать, помрёт. Да ему и без разницы — Вальгалла или царствие божие, небесное... Слыхал о таком? То новое учение от италиков да франгов к нам ползёт. Единый бог — Христос именем, — оказывается, на небесах сидит. Наши-то: Святовит, Сварог, Даждьбог, Жива, Радогост [22] , Рановит и другие, пусть не обидятся, что не называю, — выходит, ложные боги. Передающий волю Святовита здесь, в Арконе, как услыхал первый раз такое, так чуть слова не лишился. Ты ж не юноша, сам понимаешь...
22
Даждьбог (Дажбог) — в восточнославянской мифологии бог, связываемый с солнцем; в дневнерусских источниках упоминается вместе со Стрибогом, возможно продолжающим индоевропейский образ ясного неба. Идол Дажбога стоял на холме в Киеве. Предполагается, что имя бога образовано сочетанием глагола «дать» и существительного «бог». В «Слове о полку Игореве» Дажбожьи внуки — русские, покровителем и родоначальником которых считался Дажбог.
Радигост (Радогост) — у балтийских славян один из главных богов, атрибутами которого были конь и копья, а также огромный вепрь, согласно легенде, выходивший из моря (зооморфный образ солнца).
Готфрид к тому богу Христу склоняется. Так говорят. Меня тут тоже пытались в новую веру... как это? об-ра-тить. Удобный бог — Христос. Дай вспомню. Богу — божье, кесарю — кесарево. Я не кесарь, но дружинники и горожане меня почитать должны — власть от бога, и я, стало быть, от бога ставлен, — смеялся заразительно.
— Давай, друг Рюрик, поверим в нового бога — Христа. Он всем царствие небесное обещает. Тут, на земле, кесарями не стали, так на небесах будем. — Ироническая улыбка затерялась в поседевшей бороде. — В Вальгалле у Одина хорошо, и у бога Христа в царствии небесном только рот открывай, наготово кормить будут. Но ты ж не юноша, сам понимаешь, мы с тобой на земле живём, друг Рюрик. Не спрашиваю, почему ты ушёл от словен новеградских. То твоё дело. Раны от твоей помощи не откажутся. Дружины-то у тебя опять прибыло. Ты молчишь, а мне уже донесли: уходил без малого с двумя сотнями, а возвратился с тремя. Словене прибились?
— Нет, — не счёл нужным скрывать Рюрик. — Торировых, тех, что просились, принял. Да и других. Мало ли их по земле бродит...
— То твоё дело, не мешаюсь, — построжал голосом Боремир. — Не обессудь... Три сотни воев — дело великое. Захочешь — и меня побить можешь. Прежде чем пустить тебя на остров, говорили мы с передающим волю Святовита. — На вопрошающий взгляд Рюрика Боремир не отвёл глаз. — Живём не в царствии небесном бога Христа. Опасались раны. Я дал слово, что ты ничего худого не умыслишь против нас. Знаю тебя и верю. Но ты ж не юноша, сам понимаешь, потому и говорю с тобой открыто. Будешь ли остров оберегать?
— Пусть не опасаются меня раны, Боремир, — твёрдо ответил Рюрик. — И их, и тебя в особицу благодарю за пристанище и ласку. В битве, ежели случится, мой меч рядом с твоим будет. И за себя и за братьев говорю.
— Ну вот... Давай выпьем вина. Снял ты камень с души моей. Сам понимаешь, сколь лет у словен пробыл, а люди, друг, меняются... Корабли твои, донесли мне, пообветшали, закажем мастерам новые. Думаю, князь Гостомысл не пожалел для тебя достатку...
Всё вроде благополучно: приязнь воеводы Боремира и милость Святовита, обещанная передающим волю бога у его четырёхликого изваяния, послушная и довольная дружина, Милослава...
Но как всё зыбко и неустойчиво.
Друг Боремир никогда не скажет, чтобы не обидеть, но самому-то понять нетрудно: он нужен ранам, пока служит им. Мнимой была самостоятельность и независимость его и у Гостомысла. А что впереди? Можно до окончания дней оставаться на острове у ранов. Служить им мечом и за то кормиться самому и кормить дружину. Врагов хватает. Захватить остров, подчинить ранов не откажутся ни Славомир, ни Готфрид, ни ярлы Скандии. Его мечу не придётся залёживаться в ножнах. Со временем он может заменить и Боремира...