Варяги
Шрифт:
Дивился Блашко и кораблям. Новеградцы таких не имеют. Прошлый раз у Рюрика много хуже были. Эти могут враз поднять добрую сотню человек. И на ходу, подчиняясь двум десяткам весел, легки, послушны.
«Нам такие ни к чему, — утешил себя старейшина. — По волокам с такими не дюже управишься».
Утешать утешал, но и косил ревнивым глазом — уж больно по сердцу пришлись. Сравнивал свою насаду, тесноту носовины и с досадой хмурил брови.
Ряд с воеводой он заключил быстро. Рюрик был на удивление уступчивым. Не торговался, со всеми посулами словенскими согласился сразу. А кабы вдруг запросил вдвое
А досадовал на то, что не отпустил его воевода сразу после учинения ряда. Лето, мол, на вторую половину повернуло, море скоро бурным станет, как на малой насаде путь держать? Пробовал Блашко убеждать, что словене на таких насадах и по Ильменю, и по Нево-озеру в любое время ходят. Рюрик соглашался: да, сам видел, но об отпуске гостя и слушать не хотел. Опять же — в гостях воля не своя. Пришлось старейшине смириться. Рюрик обнадёжил: со сборами не задержится.
А тут ещё своя дружина от рук отбивается. Не ропщут, но глядят неласково. Почудилось, вишь, Михолапу, что Рюриковы вои неладно себя в граде Арконе ведут, ремесленников примучивают до смерти. Ни торговать, ни рукодельничать не дают. Что увидят — тащат к себе.
Мало того, что себе забил голову бреднями, — других смутил. Даже к нему, старейшине, сунулся остерегать: как бы они у нас в Новеграде того не учинили. Блашко цыкнул на дружинника — забыл, что ли: плечом к плечу Торира рубили. Однако на сердце муторно стало. И сам видел — тихо в Арконе, непривычно как-то. Но гнал сомнения: чужая земля, чужие порядки.
Другой дружинник принёс весть совсем злую:
— А скажите, старейшина, правду вои болтают, что ты пригласил воеводу Рюрика княжить в Новеграде и владеть нами?
— Окстись! С ума спятил? — только и нашёлся сказать Блашко. — От кого слышал?
— Вой похвалялись. И Илмарус подтвердил. Сам знаешь, у Рюрика в дружине варягов Торировых немало собралось. Илмарус с ними дружбу водит.
— Найди Илмаруса, пусть придёт сюда, — велел Блашко.
Илмарус подтвердил. Дружинники, начальные люди и братья воеводы говорят, что словене пригласили Рюрика быть князем словенских земель.
Блашко метнул на Илмаруса грозный взгляд.
— Лжа! Нелепица! — закричал он. — Князя-воеводу за гривны не покупают, а я... — Вовремя остановился. Ещё того не хватало, чтобы чужому варяжине молвить: воевода, вишь, за серебро куплен.
— Как скажешь, старейшина, — угодливо согласился проводчик. — Я человек маленький. Что слышу, тебе и твоим дружинникам говорю. Стараюсь для тебя. В Скандию отдумал возвращаться. Если позволишь, к воеводе Рюрику в дружину пойду. Наши викинги приглашают...
— То опосля решим, — в раздражении отмахнулся Блашко. — Пока в Новеград не возвернёмся, будешь служить мне.
Совсем было собрался Блашко поручить Илмарусу сходить на женскую половину, передать Милославе его просьбу о встрече, и опять сдержал себя. Не след такое дело варягу поручать. До Рюрика дойдёт, тот спросит: какие дела у старейшины к его жене?
Не скажешь ведь, что сомненья одолели. Словенам воевода запомнился боевой подмогой в трудный час. Незваным пришёл — то и ценно. А ныне и зван, да слухи о нём вон какие идут. Проверить те слухи надобно, а как? Не поможет ли Милослава? Известно: ночная кукушка завсегда дневную перекукует. Нетто воевода задумками с женой не делится?
Куда бы ни шёл Блашко, от воеводской хоромины далеко не удалялся. Посматривал, не покажется ли где Милослава. Об том же предупредил и дружинников: увидят — мигом чтоб сообщили.
Повезло скоро. Сидел после трапезы в отведённом покое, подрёмывал от безделья. Не спросясь, влез в горницу Михолап, хмуро оглядел старейшину, кивнул на окно:
— Иди. К причалу она пошла. Ждать тебя там будет...
Сонная вялость мигом слетела с Блашко.
Встретились они с Милославой на берегу у огромного валуна. Стояла в лёгкой накидке, повязав голову платком, ждала. Ещё издали, заметив его, заулыбалась, пошла навстречу.
— Здоров буди, старейшина, на долгие лета, — звонким девичьим голосом ответила на низкий поклон Блашко. — Собралась к жене Трувора сходить, да тут твой дружинник сказал, что хочешь видеть меня. Что случилось?
— Княгиня наша, зорька ясная, прости, что потревожил тебя. Разговор есть. Хоть и жена ты Рюрику, а всё же наша, новеградская. Кровь Гостомысла, князя-старейшины нашего, в тебе. Прости, винюсь перед тобой. Сомненья одолели...
— Сомненья? О чём? Разрешу ли я их? Я ведь мало что знаю.
— Княгиня, дружинники бают, что позвал я мужа твоего княжить в Новеграде и володеть словенами. То лжа, безлепица. Не сам ли Рюрик тот слух пустил? Тебе, должно, ведомы мысли мужа.
— Откуда мне знать? Рюрик со мной о таких делах не советуется. Но он всегда верен слову. Вы ж ряд с ним уложили...
— То так, княгиня, — помрачнел Блашко. — Слухи одолели.
— Не доверяй слухам, старейшина. Через них остуда меж вами может случиться. А мне в Новеград хочется. — И жалостливо улыбнулась.
Не развеяла смуту Блашко Милослава. Как бы Новеграду вместо помощи худа не сделать. Не простят того новеградцы.
Хмуро смотрел Блашко на убегающую Милославу. Девчушка-юница, ей бы хороводы водить, а не мужней женой, хозяйкой, быть. Вот кабы сын у неё был. Кровь Гостомысла...
«Да что за безлепица блазнится, — одёрнул себя старейшина. — Другое в Новеграде порешили. На что нам князь? Сами править землёй станем...»
НОВЕГРАД: СЕРЕДИНА IX ВЕКА
Беспокойный характер у Вадима — в отца пошёл. Сын уважаемого родителя, головой чуть ли не в матицу упирается, ладью, поднатужась, один на берег вытащить может, так нетто дела такому молодцу при хозяйстве не найдётся? А он, что ни весна, как гусь перелётный, свистит свою ватагу и — айда из Новеграда. Добро бы по делу — с товаром или за товаром красным. Всё польза была б. А то ведь нет — землицы новой, вишь, размыслить охота. Толку-то с землицы той. Её, чать, в суму не положить и на торжище не вынести.