Варяги

Альшевский Михаил Николаевич

Другие согласно закивали головами.

— Слышал я это не раз, — досадливо махнул рукой Стемид. — Ничего нового не скажете. Какого рожна вам опять надобно? Снова поиграть копьями захотели? Понравилось? Так я вам вот что скажу: поход против новеградцев ни к чему был, могли бы миром уладиться. Отказались бы они от дани и так. А вам, вишь, не понравилось, что соседи с товаром по нашей земле ездят. У них гребни-то получше твоих, Борич, вот ты и взбеленился. А ты, Нетий, нешто не мог миром решить, кому на каких речках рыбу ловить...

— Не то говоришь, Стемид, — поднялся с лавки невысокий Нетий. — Ты — князь, тебе каждый наш род от своих запасов посылает, ты можешь и не охотиться — проживёшь. А мы? Меня с моей земли выгоняют, а я терпеть должен?

— Не о том речь, — перебил недовольно Нетия Борич. — То дело сделано. В одну голову думали. А вот вчера к нам опять с городища лаяться приходили. Ты, мол, князь, ты в Плескове живёшь, пошто городищенские не помогают нам Плесков крепить: тын подновить, ров углубить?

— А пошто они за нас то делать должны? — в свою очередь спросил Стемид. — Нам надобно град крепить, мы и робить должны.

— Мы-то робим, Стемид, — подал голос ещё один старейшина, — а вот новеградцы насунутся, возьмут Плесков на щит, так и городище и Изборск дань опять давать станут. Устоит Плесков — новеградцы дальше не сунутся.

— Опять вы о том же. И слушать не хочу.

— Сейчас слушать не хочешь, а коли они завтра подступят, что делать будем? Ты людей по городищам и селищам распустил, а ряда с новеградцами не учинил, дани с них не взял...

— Мало того, что зиму без дела провели, мечами да копьями пробряцали, так вам бы хотелось и летом тем же заниматься. Потому и дани не требовал и не потребую — люди должны от своего рукоделья кормиться, а не чужими достатками...

— Однако ж, Стемид, рукодельем надо заниматься, когда врагов не ждёшь, а коли ждёшь — град крепить надо. Помощь всех родов требуется, — спокойно сказал Нетий. — Чует моё сердце: придут новеградцы. Не простят они нам разгрома их дружины. А ты на охоту ходишь... — горько добавил старейшина. — Не утицами ноне душу тешить надо, а ехать тебе, князь, спешно в роды, поднимать людей...

— И ещё то скажу, князь, — добавил Борич, — не токмо укреплять Плесков надо. Посмотри на словен — у них град хоромами всё больше изукрашивается. А мы живём, как деды и прадеды в городище жили. Нешто тебе, князю, в такой избе жить пристало? Глядя на тебя, и мы живём так же. Упрекнул ты меня: гребни мои хуже новеградских. Я стерпел. Однако ж так скажу: не за гребни сердце распалилось, а на заносчивость словен. Мы для них как звери лесные, и ты не князь, а князёк Стемидка. Езжай, князь, по селищам, пусть люди нашего племени сюда, в Плесков, идут. Мы же тут к обороне готовиться станем...

Тяжело вздохнул Стемид. Сидел бы сейчас у ручья, затаившись, ждал селезня, но... в словах старейшин была горькая правда — не до охоты.

Новеградская дружина, наспех сбитая, но хорошо оборуженная, ломилась лесными тропами — для спрямленья — к Плескову. Воеводствовал Вадим — так приговорил Новеград и утвердил посаженный старейшина Олелька. Шли, поспешая, перехватывая по пути всех, кто успел спрятаться в лесной глухомани. Селений не зорили, пожитья не трогали — об этом дважды наказывал Олелька:

— Не за данью идёте, мира ради. Утихомирьте сердца. Коли без брани можно обойтись — чего бы лучше. Ряд уложите, чтоб новеградцам никакого утеснения от кривских не было. Не согласятся на то — бейтесь. Однако помните: времена смутные, с чем бодричи придут — того не ведаем. По прежним временам судить, так добра от них надобно ждать. Да времена-то меняются, как и люди. Помните то, головы берегите да воеводу слушайтесь. Его слово — моё слово.

Как ни поспешали, а плесковичей врасплох захватить не удалось. Перед последним ночлегом привела сторожа походная к Вадиму пожилого рыбака, схваченного на берегу безымянной речки.

Понуря голову, стоял перед Вадимом кривич. Среднего роста, кривоногий, на вид — силы изрядной. Смотрел в землю, но на вопрос Вадима: что делал на реке в такое время? — смело вскинул голову, независимо глянул на воеводу.

— Рыбалил на зорьке. А чего мне таиться? Я на своей земле, это вы в чужую пришли...

От него и узнали, что Плесков укреплён, а старейшины с князем Стемидом ждут их и к встрече изготовились.

Рыбака, связав, бросили под куст: сумеет от пут освободиться — его счастье, нет — на обратном пути в путах же в Новеград поплетётся.

Ещё издали Вадим увидел, что Стемид Плесков оборонил: частокол щетинился заострёнными плахами, за ним лучники во весь рост стояли. Они-то сверху, а новеградцам снизу на тот частокол лезть. Под стрелами да под градом камней. А перед частоколом Стемид и войско поставил, помене, чем тогда на новеградскую дружину навалилось, но одним ударом не сомнёшь.

Велел Вадим своей дружине становиться на место бранное, но с командой начинать побоище медлил. Раздумывал, какою бы хитростью Стемида от града подальше увести.

Дружины меж тем в ругани изощрялись, распаляли себя. Так до вечера и простояли. Вадим велел своим до утра отойти от града под защиту леса, выставив сторожу. Послушались без радости, но и без ропота. Вечерняя роса поохладила пыл. Ушли и кривичи в Плесков — ворота града, дубовые, окованные железом, тяжело затворились. За тыном запылали костры.

Хитрости Вадим и за короткую летнюю ночь не измыслил. Приступать к граду, в котором укрылось столько воев, было неразумно. Окружить, никого не выпускать из него, взять измором — дружины мало, и время потеряешь. Единственное, что решил Вадим (если Стемид не выведет утром свою дружину): на виду начать готовиться к приступу: лестницы вязать, хворост сухой собирать. На приступ он не пойдёт, но, увидав приготовления новеградцев, Стемид должен выйти в поле. Не глуп же он, поймёт: десяток новеградцев, меченных стрелами, ляжет, один доберётся с хворостом, подпалит тын. Если со всех сторон навалиться, сверху не зальёшь. Да и лучники дремать не будут.