Варяги
Шрифт:
— Клянусь Сварогом, князь. Он и твой бог...
— Я больше Велеса почитаю, и он не оставляет меня, — уже добродушно ответил Стемид.
— Чтоб в надёже ты был, позволь ненадолго отлучиться: отправить дружину в Новеград, — предложил Вадим. — Сам я тут останусь. Будем, князь, с тобой и старейшинами кривскими уложенье чинить о мире и любви меж нами на вечные времена.
— Добро, воевода, — откликнулся Стемид и вдруг добавил похвалу неожиданную: — Разумного сына вырастил Олелька, — и уже откровенно улыбнулся. — Однако погоди, не торопись. Ответствуй: пошто сказал, как бы мне в твоё место не стоять?
— Об этом, князь, скажу после, как ряд уложим. Верь мне, слово моё крепкое.
...Догнал Вадим дружину на третий день к вечеру. Конным был, дружина пешей — сколь опередили, пока он рядился с князем Стемидом! Дело кончено миром. Одобрит батюшка, нет ли — догадываться наперёд трудно. Князь Стемид сказал, как отрубил: ряд не воеводой походным утверждается — на то старейшины есть. А коли новеградцы главой старейшин Олельку посадили, то кривичи с ним и улаживаться будут.
На привале Михолап рассказывал Вадиму, скупо роняя слова, о пребывании на острове Рюгене-Руяне старейшины Блашко.
— ...Тамошний воевода ранов Боремир не простил Рюрику его отступничества. Насторожен он был и раньше, это я понял со слов одного коваля на острове. А когда Рюрик повелел дружине на ладьи садиться, тут и началось. Рюриковы вои тащат всё, что имели, а им навстречу дружина Боремира. Велят оставить имущество на острову: мол, Рюрик за корабли не расчёлся. Покричали обидное, за оружие схватились. Ну и пошло... Силы примерно равные, десятка четыре с обеих сторон положили.
Я своим говорю: Милославу оберегать, а в другое ни во что не лезть. Настрого велел. Милослава в ладье уж, и мы тут. А те меж собой сечу ведут. Ладно, у Боремира ума нашлось больше Рюрикова, отозвал своих. Видел я, как плюнул он в сторону Рюрика и закричал: «Убирайтесь! Пришли вы к нам с протянутой рукой. Мы приняли вас как друзей. Уходите с кровью. Пусть Святовит зальёт ею вашу дорогу...»
Пламя костра освещало спутанные бороды, волчьим лютым блеском играло в глазах. Слышалось тяжёлое сопение многих людей, да громко стрелял в костре еловый сухостой.
— Озверели от крови вои Рюрика. А может, лёгкая добыча манила, но по пути два городища ливов разграбили, пеплом развеяли. Тут и до старейшины Блашко дошло, каких гостей словенам ведёт. Начал локти кусать, да поздно. Воевода с ним и говорить не хочет. А воины его и того больше, кричат: вы нашего Рюрика княжить к себе позвали и володеть вами, так служите нам...
— Нешто Блашко так объявил Рюрику? — вскочив, спросил Вадим.
— Сядь. Не было того. То они сами придумали, — ответил Михолап и тяжело вздохнул. — Пытал я старейшину. Не было. Лжа то.
— Как же ты ушёл от них?
— На Нево-озере шелоник разгулялся вовсю. День ждали, ночь ждали, а он не утихает. При таком ветре по Нево не поплаваешь. Я-то знал, что шелоник не скоро утихомирится, да и другие наши... А Рюрику невтерпёж. Отправил одну ладью вперёд — та возвернулась. Рюрик к Блашко: долго ли будет? Тот плечами пожал — как боги смилостивятся. А к вечеру я к нему в носовину и влез. Поначалу не соглашался отпускать — вдруг хватятся. Я его всё же уломал. Велел старейшина в Новеград торопиться, всех предупредить. Видишь, к Рюрику отправлялись тайно, даже мы, дружина, не знали, куда гребём и зачем. Отпуская же с ладьи, велел в било бить даже без спроса у старейшин. Проняло его...
— То ему ещё припомнится, — пообещал Вадим. — Намного ли ты их опередил?
— До Ладожского детинца берегом шёл, в Ладоге чёлн взял, мигом доставили. Шелоник не стихал. Теперь вот кончился, — вздохнул Михолап. — Сдаётся, дён на десять я их обогнал. А Блашко теперь и сам локти кусает, — повторил дружинник. — Мнится мне, Рюрик обмануть его хочет, не с добром к нам идёт. Нет, не с добром. Если отпора не дадим, сядет в Новеграде и, глядишь, владеть начнёт...
— По нашим трупам в Новеград войдёт, коли то ему удастся, — угрюмо ответил Вадим. — Много ли с ним дружины?
— Идёт он не один, с братьями Трувором да Синеусом, с каждым до сотни человек. Я так прикидываю, общим счётом воев сотни три...
— Нас поболе в походе, — подвёл итог Вадим. — Да в Новеграде, думаю, уже оборонились столько же, если не боле. Чай, старейшины медлить не станут.
— Старейшин мы сами сместили, — раздался из темноты чей-то глухой голос.
— Одних сместили, других уже, наверное, избрали, — уверенно ответил Вадим. — В такое время раздоры быстро забываются. — Того-то кривского рыбака отпустили?
— Отпустили, — откликнулось несколько голосов.
— Ин ладно. Правильно сделали.
Вскоре вокруг потухающего костра слышался лишь храп уставших людей. Даже сторожа дремала. Здесь, на полдороге от Плескова к Новеграду, в окружении лесов, дружина чувствовала себя в безопасности.
Воевода Рюрик с раздражением смотрел, как передовой корабль заворачивал в знакомую широкую реку. Низкие, заросшие кустарником берега. Мыс, усеянный валунами. Слева тянулся необозримый простор этого проклятого озера-моря. Теперь оно поуспокоилось, лениво катит валы, отдыхая от недавней бури. А несколько дней назад, когда он, не выдержав бездельного ожидания, велел выводить корабли, все кормщики пришли к нему и, не сговариваясь, сказали: «Нет».
Вправо озеро-море втягивалось в прямой рукав. Указывая на него, Блашко сказал Рюрику:
— То река наша, прозывается Мутная. Ещё до полудня придём в Ладогу. Там стоянку сделаем...
— Зачем мне стоянка в Ладоге? — нетерпеливо спросил Рюрик. — Пойдём прямо в Новеград.
— Нет, воевода, того делать никак нельзя, — возразил Блашко. — К Ладоге и то надо с береженьем подходить. Не одной ладьёй плывём. В граде подумать могут: враги мы. Затворятся.
— Выходит, не ждут нас словене, старейшина? А как же приглашение?
— Ты, кажись, забыл, воевода, обычаи наши. В Новеград прямо полезешь, словенам в обиду будет. У нас к приходу гостя заранее готовятся. В Ладоге остановимся, к новеградцам гонца пошлём. Изготовятся они к встрече, дадут знать, тогда милости просим...
Хотелось Рюрику оборвать старейшину, чтоб не лез со своими глупыми советами, но и братья, и пятидесятники, внимательно слушавшие беседу, согласно закивали головами. Крепко, видать, запомнили прощание с Арконой, боятся, чтобы и встреча с Новеградом тем же не обернулась, если поспешность в предъявлении хозяйских прав проявить. И Рюрик склонился к осторожности. Путь назад отрезан. Если к словенам боем ломиться, надо их на колени поставить. Удастся ли? Их много. Придётся повременить, согласиться со старейшиной Блашко.