Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь
Шрифт:
Кайдумат подавленно молчал. Он понял, что надеялся напрасно.
– А союзники такие мне не нужны, – холодно сказал Святослав. – Вы никчемные воины, Хоревой. Икмор! Убить всех!
И покинул разгромленный стан.
А через некоторое время у киевских ворот протрубил рог, деревянный брус засова со скрежетом вышел из пазов, створы распахнулись, и стольный град Киев принял своего князя.
Глава седьмая
Мать и сын
Княгиня Ольга слегла в день победы. Словно только ждала возвращения сына, чтобы ослабеть.
А Киев праздновал освобождение. Ставили столы на майданах. Катили вниз бочки пива и медовухи из княжьих погребов. Теперь беречь ни к чему – снята осада. Чудным образом прознав о том, что печенегов разбили, еще до полудня подошли к Подолу первые лодки с той стороны Днепра: с дичью, рыбой, блеющими овцами. Но продовольствия в городе теперь хватало. Все запасы печенегов (а их незваные гости награбили немало), их табуны, бурдюки с вином и кумысом достались победителям.
Киев гулял. Всем было хорошо: от последнего холопа до самого великого князя. Все отдыхали. Разъехались по домам гридни – у кого были дома. У кого семей не было, или – остались далеко, простали чарку за чаркой в Детинце, славя удачу своего батьки. Всё удается великому князю Святославу. Вятичей взял, хузар взял, «черных» булгар побил, ясов с касогами примучил, на службу себе привел. Придунайские земли булгарские под себя взял. С ромеями дружен, печенегов держит как псов цепных, а сорвутся – башку разобьет. Хорошо Киеву под таким князем… Пока он рядом.
– Зачем ты печенегам отдаться хотела? – спросил Святослав.
Только к вечеру сумел сын выбраться к матери. Дружина не отпускала. Прошел через двор в Ольгину часть. Здесь было тихо и пустынно. Теремные девки и холопы ушли веселиться.
«Оставили княгиню одну! Всех выпорю!» – раздражаясь уже только одной этой пустотой и тишиной, подумал Святослав, поднимаясь в горницу.
Но княгиня была не одна. С ней была жена воеводы Серегея, лекарка Сладислава. От этого настроение у князя окончательно испортилось. Сладислава напоминала ему жену, умершую, пока он был в походе. Сколько с тех пор у Святослава было наложниц… А свою угорочку-жену забыть не мог. Из всех сыновей, от него рожденных, Святослав признал только троих: Ярополка да Олега. Еще Володимира. Матери его князь уже и не помнил. Но тот все же первенец.
– Выйди, – коротко бросил князь Сладиславе.
Женщина молча поднялась, взяла тяжелую книгу, из которой княгине читала, поклонилась (не в пояс, только – головой) и вышла.
Святослав опустился на стул, прежде занятый лекаркой. Жилистый, широкий. Воин. И пахло от него, как от воина: потом, дымом, железом. Пришел, а что говорить – не знал.
– Здавствуй, мать.
– Здравствуй, сын.
– Хвораешь?
– Сам не видишь?
– Вижу.
Помолчали. Потом князь не удержался, спросил о том, что мучило:
– Ты зачем печенегам отдаться хотела, мать?
Ольга ответила не сразу. Лежала, опираясь на подушки, смотрела на сына. Лгать ей не хотелось. Ложь – грех. А грешить тому, кто одной ногой уже через кромку переступил, – совсем плохо. Но правду говорить тоже не хотелось, потому что знала княгиня: сыну эта правда очень не понравится.
– А зачем ты нас печенегам оставил? – вместо ответа спросила она, приподнявшись на подушках. На недолгое время в ней снова проглянула прежняя Ольга: жесткая, суровая, требовательная. – Умчался за Дунай, бросил мать, детей бросил, вотчину!
– Не бросил, – хмуро ответил великий князь. – Я за себя Ярополка оставил.
– Мал еще Ярополк для княжьего стола!
– Ничего. Пускай учится. А ты ему советом поможешь. До сей поры разве не ты мои земли держала? Не жаловалась. Вон, Вышгород твой, считай, вровень с Киевом поднялся.
– Уже не мой он теперь, Вышгород. Теперь моего в этом мире немного осталось. Теперь всё – твое. И Киев – твой, и Вышгород.
– Киев – Ярополков, – возразил Святослав.
– Твой! Здесь твоя земля. Киев, Вышгород…
– А еще – Итиль хузарский, и Тмуторокань. И булгарские земли. И не Киев теперь град мой стольный, а Переяславец булгарский. Там – сердце земли моей. – И зная, что может потешить его мать, добавил: – Там вина сладкие и фрукты дивные. Туда все пути сходятся. Там до Константинополя – рукой подать. Оттуда потекут ко мне парча да злато, серебро и кони. Там наши кожи да мех, да воск. Все, что родит земля от Новгорода до Киева, знатный доход принесет. И дружина моя сыта будет, сильна и богата. Все вои лучшие ко мне придут. Что нам тогда печенеги? Пыль под копытами!
Не убедил, похоже.
Княгиня бессильно откинулась на подушки. Дышала с хрипом, щеки запали…
– Значит, уедешь?
– Уеду! – решительно заявил Святослав. – Печенегов не бойся. Больше не придут.
Ольга не ответила. Некоторое время оба молчали. Потом княгиня сказала еле слышно:
– Не уезжай, сын. Погоди пока… Пока я умру. Чую: недолго осталось.
– Что ты худое говоришь, матушка! – Святослав коснулся мозолистой ладонью иссохшей, проросшей взбухшими венами руки матери. – Зачем так говоришь?
– Знаю. Обещай, что не уедешь.
– Обещаю, – после паузы произнес великий князь.
– Еще обещай, что похоронишь меня по-христиански.
Святослав нахмурился, заиграл желваками… Но потом все-таки выдавил:
– Обещаю.
Выпустил руку матери и встал.
Ольга закрыла глаза.
Бесшумным шагом Святослав покинул горницу. Он был очень сердит.
– Иди к ней, лекарка! – бросил он ждавшей за дверью Сладиславе. – Нет! Погоди! Это правда, что она умирает?
– Правда, – спокойно ответила Сладислава. – Все люди умирают, князь.