Ваш любимый доктор, или Дело всей жизни
Шрифт:
К медицинским заботам теперь прибавилась тревога о Норвине. Сейчас я могла ощутить себя в его шкуре, мне категорически не нравилась его скрытность, хоть я и понимала, что подобные дела меня не касаются. Интуиция кричала, что здесь происходит что-то странное и нехорошее, а что именно – выясню.
На следующий день меня отвезли к месту разбирательства. Это был не суд в нашем, земном понимании, а некая подготовка к суду. Я почти не нервничала, просто любопытно было, чем все это закончится, и нашли ли того, кто провел бедной Лесси
На воротах стояли хмурые гвардейцы, они еще раз проверили мои документы и пропустили внутрь. Норвина я нигде не видела, и от этого стало тревожно.
– Нейра, вам надо пройти сюда, – человек в темной форме указал на одну из похожих друг на друга дверей. – Как раз сейчас будут вас вызывать.
Он не ошибся: прошла какая-то минутка, и назвали мое имя. Я вошла в просторный кабинет, отделанный светлым деревом. В самом конце на небольшом возвышении сидели несколько мужчин в служебной одежде, среди них уже знакомый менталист, нейт Россейн. Они все казались близнецами – настолько неприметной была внешность. Один потягивал воду из стеклянного стакана, второй что-то увлеченно писал, третий же махнул рукой, показывая, куда надо садиться. Я повернула голову и…
Надо же, какая встреча! По левой стороне восседали мои любимые лекари – нейт Ойзенберг и Калвин, а также несколько незнакомых молодых мужчин. Главы гильдии видно не было.
Справа неслись всхлипывания. У другой стены расположились, должно быть, родители Лесси. Мать, черноволосая женщина с проседью, вытирала глаза платочком. Сразу стало ясно, чью внешность унаследовала девушка. Отец, напротив, всем демонстрировал свое презрение к происходящему и держался сухо, высоко подняв подбородок.
Чуть в стороне сидел юноша, что в ночи вломился ко мне в дом с мертвой Лесси на руках. Его голова была опущена, а руки сковывали магические наручники – тонкие браслеты, горящие серым светом. Вдруг он встрепенулся и поднял взгляд. Я кивнула, выражая свое приветствие и сочувствие одновременно.
Когда, наконец, добралась до стула, оказалось, что сидеть мне придется возле Ойзенберга. О компании приятней я в жизни не мечтала, и он вполне разделял мою радость.
– Вы довольны? – спросила Ойзенберга, не поворачивая головы. – Это ведь вы хотели меня подставить?
– Мне на вас вообще наплевать, как и на вашего мужа, – процедил лекарь сквозь зубы.
– Так уж наплевать? Стойте, а муж-то вам чем не угодил?
Ойзенберг сверкнул злобным взглядом.
– Сами у него и спросите. Слишком много себе позволяете, маги.
Пока мы шепотом переговаривались, нейт Калвин бросал на меня осуждающие взгляды. Интересно, где носит их папочку Лейна?
Тут секретарь попросил тишины, и заседание продолжилось. Со мной говорил уже знакомый менталист, просил, чтобы я еще раз повторила свою версию событий. Пока я рассказывала, парень, которого звали Зан, едва не кинулся на отца Лесси – его сдержали магические наручники. Потом выяснилось, что в ту ночь он сбежал из моего дома, чтобы убить родителей возлюбленной, которые толкнули ее на отчаянный шаг.
Не сумел, его вовремя
Выступали и нейты Ойзенберг с Калвином, которые давили на то, что по закону не обязаны принимать и оказывать помощь таким женщинам. Зан подтверждал, что я не виновата, потому что операция была проведена не мной.
Все сказанное тщательно фиксировал писчий, а под конец гвардейцы провели в зал бабку лет восьмидесяти на вид. Морщинистая, вся в темном, из-под платка свисала седая пакля. Подслеповатые глаза смотрели зло и насмешливо.
– Ведьма, – шепнул нейт Калвин и осенил себя защитным знаком.
Я невольно поежилась. Она была чем-то похожа на черную колдунью из сказок, хоть я и не чувствовала от нее даже слабейших магических потоков.
– Это она убила нашу дочь! – закричала мать Лесси, но бабка бросила:
– Ее погубила глупость. Не отреклись бы от дочери, ничего бы не было. Она сама пришла ко мне и умоляла.
Тяжело и неприятно было присутствовать при всем этом, но надо перетерпеть. Осталось совсем немного, и это сумасшествие закончится. Я вернусь к своему делу, к пациентам и строящемуся госпиталю, к Норвину. Нам о многом надо поговорить.
Старуха даже не отрицала своей вины. Более того, рассказала, как помогала многим деревенским женщинам. А под конец бросила:
– Лицемеры при власти. Мужчины… – и фыркнула презрительно. – Что бы вы понимали в этом, ваше дело сторона. Любите лезть, куда не просят. А я уже старая, свое отжила. Мне все равно, что со мной будет.
Ей и правда было все равно. Это было написано на лице старухи.
Внезапно она повернула голову и впилась взглядом в мое лицо. Как будто хотела что-то сказать, но потом передумала и отвернулась.
В чем-то этот мир навсегда останется для меня чужим и диким. И я понимала, что изменить его не в моих силах, можно лишь немного помочь. Не сдаваться, не опускать руки. Не бояться завистников, сделать так, чтобы они меня боялись. Или обратить в свою веру – асептику, антисептику и профилактику.
Конечно же осталось невыясненным, кто написал на меня анонимку. Либо выяснили, но предпочти тактично умолчать. А что, не только Норвин мог заплатить или пригрозить, лекари были могущественной гильдией, ссориться с которой себе дороже.
Когда все закончилось, с меня сняли дурацкую печать, ограничивающую передвижение, и извинились за причиненные неудобства. Я покинула зал одной из первых, у меня не осталось моральных сил смотреть на этих людей. Хотелось поскорей вдохнуть свежий уличный воздух.
Как оказалось, в тени старой липы меня уже караулили.
– Здравствуй, Йен, – вымученно улыбнулась я и помахала рукой. – Ты что же, не боишься, что наставники увидят тебя в моей компании?
– Я видел, как они ушли. К тому же у меня сегодня свободный день, я могу гулять, где душе угодно, – заявил парень, нервно поправляя воротник. – Нейра, я очень переживал, когда парни рассказали мне эту историю. Но рад, что все хорошо закончилось.