Ваш покорный слуга кот
Шрифт:
Я чуть не расхохотался. Но сдержался — подавать голос без особой нужды было опасно.
Потом святой отшельник принялся бережно заворачивать ящик в одеяло. Покончив с этим, он огляделся по сторонам, ища, чем бы перевязать сверток. И тут, к его счастью, на глаза ему попался ветхий крепдешиновый пояс, который хозяин снял с себя, когда ложился спать. Святой отшельник туго обвязал ящик этим поясом и легко взвалил его на спину. Попадись он в эту минуту на глаза женщинам, они не пришли бы в восторг. Затем он взял две детские рубашонки и затолкал их в трикотажные подштанники хозяина, от чего те сразу раздулись
Мне надо еще немного отдохнуть. Я не могу болтать без передышки. Я быстро погрузился в сон, а когда открыл глаза, на безоблачном мартовском небе ярко сияло солнце, а хозяин и хозяйка стояли у черного хода и разговаривали с полицейским.
— Итак, он вошел в дом отсюда и направился в спальню. Вы спали и ничего не заметили.
— Да, — ответил хозяин; кажется, он был сильно взволнован.
— Во сколько же часов произошла кража? — продолжал полицейский задавать нелепые вопросы. Если бы они знали, когда произошла кража, то, очевидно, не допустили бы этого. Но хозяевам было не до логики,
— Во сколько же это было?…
— Да, во сколько, — размышляла хозяйка. Видимо, она полагала, что достаточно подумать, чтобы все стало ясно.
— Вы вчера во сколько легли спать? — спросила она мужа.
— Я лег позже тебя.
— Да, а я раньше вас.
— А проснулась во сколько?
— Кажется, в половине восьмого.
— А во сколько же тогда забрался вор?
— Во всяком случае, ночью, наверное.
— Ясно, что ночью, но я спрашиваю, во сколько часов.
— Чтобы точно сказать, надо хорошенько подумать, — продолжала твердить хозяйка.
Полицейский задавал вопросы исключительно ради формальности, его совершенно не интересовало, когда вор забрался в дом. «Говорите все, что придет вам в голову», — думал он, но хозяева продолжали свой бесполезный диалог, и он, вконец раздосадованный, сказал:
— Значит, время кражи неизвестно.
— Да, конечно, — как всегда, неопределенно ответил хозяин.
Полицейский даже не улыбнулся.
— Тогда подайте жалобу: «Такого-то дня, такого-то месяца тридцать восьмого года Мэйдзи [97] вор там-то и там-то открыл ставни, пробрался туда-то и туда-то и похитил из вещей то-то и то-то, о чем и подаю настоящую жалобу». Не заявление, а жалобу. Адрес можно не указывать.
— Вещи описывать подробно?
— Да. Например: кимоно столько-то, цена — такая-то… Нет, нет, заходить в дом не буду. После кражи мне там нечего делать, — заявил полицейский тоном, не терпящим возражений, и удалился.
Хозяин поставил посреди гостиной письменный прибор, подозвал жену и объявил ей:
— Сейчас я буду писать жалобу об ограблении, перечисляй по порядку украденные вещи. Ну, давай.
— Фу, как нехорошо. Что значит «давай»? Будете так командовать, вам никто ничего не скажет, — проворчала хозяйка, тяжело опускаясь на циновку. Она была одета в кимоно, подвязанное узким пояском.
— Что у тебя за вид? Ты выглядишь, как самая последняя проститутка с постоялого двора. Почему не надела оби? [98]
— Если не нравится, купите новый. Называйте меня как угодно, но я не виновата в том, что у меня украли оби.
— Даже оби украл?! Вот прохвост. Тогда начнем прямо с оби. Который?
— Который? Вы говорите так, словно у меня их несколько. Двойной оби, с одной стороны атласный, с другой крепдешиновый.
— Так… «Двойной оби, с одной стороны атласный, с другой крепдешиновый, один»… Сколько он примерно стоит?
— Иен шесть.
— И ты имеешь нахальство носить такие дорогие оби? Теперь будешь покупать по полторы иены, не дороже.
— Попробуйте найдите за такую цену. Вы просто бесчеловечны. Лишь бы вам было хорошо, а жена пусть ходит как самое последнее чучело.
— Ну, ладно, ладно. Что там дальше?
— Шелковое хаори. Я его получила в память о своей покойной тетушке Коно. Шелковое-то оно шелковое, но только этот шелк не такой, как сейчас.
— Обойдусь и без твоих разъяснений. Цена какая?
— Пятнадцать иен.
— Хаори по пятнадцать иен нам не по карману.
— А вам-то не все ли равно, ведь не вы же покупали.
— Что еще?
— Черные носки, одна пара.
— Твои?
— Ваши. Двадцать семь сэн.
— Дальше.
— Ящик дикого батата.
— Даже батат унес? Что он с ним будет делать, сварит или приготовит суп?
— Не знаю, что будет делать. Сходите к вору и спросите его.
— Сколько он стоит?
— Цены на дикий батат я не знаю.
— Тогда напишем двенадцать с половиной иен.
— Вы с ума сошли. Дикий батат, пусть он даже привезен из Карацу, не может стоить двенадцать с половиной иен.
— Но ты же сама сказала, что не знаешь.
— Не знаю. Правильно, не знаю, но двенадцать иен пятьдесят сан не может быть.
— Вот и пойми: «Не знаю, но двенадцать иен пятьдесят сэн — не может быть». Никакой логики. Ты самый настоящий Константин Палеолог [99].
— Что, что?
— Константин Палеолог.
— А что это такое — Константин Палеолог?
— Не важно. Что там у нас дальше… Ты еще из моих вещей ничего не назвала.
— Не важно, что дальше. Скажите-ка лучше, что значит Константин Палеолог.
— Ничего не значит.
— Как будто уж нельзя объяснить. Зачем вы морочите мне голову? Знаете ведь, что человек не понимает по-английски, и говорите всякие нехорошие слова.
— Не болтай глупостей. Скорее говори, что дальше. Надо побыстрее написать жалобу, а то не найдут наших вещей.
— Теперь уже все равно не успеем. Лучше объясните, что такое Константин Палеолог.