Ваша С.К.
Шрифт:
Но русалка знала свое дело — рот другой рукой ей прикрыла и поволокла через кусты прочь от голодного упыря. Однако Сашенька не дремал — ринулся наперерез, ловко перемахнув через волка даже в рубахе. Одной рукой он схватил Светлану за запястье, другой — сильным ударом в грудь отбросил Дуняшу в соседние кусты.
— Светлана, выслушайте меня!
Она не могла ничего слушать — страх лишил ее и дара речи, и умения слышать. Она не видела ничего из-за слез: впервые стояла она абсолютно беззащитная перед упырем и не думала уже о
Прошли какие-то доли секунды, но и их хватило бы для побега, но Светлана, даже свободная от упырьских чар, с ужасом смотрела на Сашеньку — и в страшном сне не могла она представить, что этот тщедушный юноша способен на подобное.
— Светлана!
Он снова был рядом и тянулся к ней руками, но что-то сдерживало его: он не схватил ее за шею, не притянул к своему смертоносному рту. Этот рот продолжал говорить:
— Будьте моей против воли отца…
Перед глазами Светланы все поплыло, когда она почувствовала чужие руки на своих плечах.
— Светлана!
Но это уже был Раду — он, как и она, полностью голый: трансильванец сбросил волчью шерсть, не раздумывая, понимая, что в зверином обличье ему с упырем-человеком не справиться. Толкнув Светлану на дорогу, он метнулся к Сашеньке, и от его первого удара упырь упал.
— Беги к озеру! — успел крикнуть Раду до того, как получил ответный удар.
Выдержав его, он повалил упыря на тропку. Светлана побежала, но обернулась — и зря, Сашенька поймал ее взглядом и пригвоздил к месту. Ногой он придавил трансильванцу грудь, и Светлана к ужасу услышала, как под голой пятой ее Сашеньки захрустели ребра бывшего волка. Нет, это шуршала под босыми ногами сухая хвоя — со всех ног к ним неслась Аксинья. Она наскочила на поэта со спины и, повиснув на шее, повалила на дорогу, дав Раду возможность подняться. Светлана снова побежала — теперь уже не оглядываясь.
Глава 27 "Клятвы и проклятия"
То, что у страха глаза велики, возможно, ещё и правда в российских лесах — Светлана с трудом уворачивалась от острых веток, готовых ослепить ее навсегда, а не временно — страхом за свою висящую на волоске жизнь.
Но вот ноги от страха быстрыми, как у волка, не становятся — это точно. Хотя Светлана была уверена, что в жизни не бегала так быстро, как и в том, что страха такого терпеть ей не доводилось доселе, ведь обычно за ней гнались добрые упыри. Впрочем, уверенности в существовании добрых упырей в ней поубавилось: добрыми их, вероятнее всего, делали обереги, по приказу княгини вышитые на ее рубахе еще в младенчестве. Потом их только перешивали на подол других рубах, побольше, — и вот они безвозвратно утеряны, как и ее безопасность.
Светлана боялась потерять даже долю секунды и не оборачивалась, чтобы узнать, кто ее преследует: волк-защитник или не человек, а злыдень, первородный мерзавец Сашенька.
— Светлана!
Это был голос Прасковьи, но княжна и тут не покрутила головой, чтобы отыскать русалку. Та сама нащупала ее руку и бежать стало немного легче, а потом и вообще наступило блаженство, когда разодранных в кровь стоп коснулись прохладные воды озера.
— Ныряй!
И княжна нырнула, даже воздуха в грудь не набрав. Хотела сразу вынырнуть, да не тут-то было — руки Прасковьи камнем лежали на плечах и тянули вниз на самое дно. Светлана беспомощно забила ногами, пытаясь всплыть на поверхность озера, но вместо того нащупала ими вязкий ил. Минута или больше прошла под водой в бессильной борьбе пока еще живой девушки и мертвой. Силы покидали Светлану, и она перестала сопротивляться топящей ее русалке, но вдруг почувствовала на плечах огромные ручища и разглядела в воде зыбкие очертания волчьих лап.
Ее потащили вверх, и вот уже губы поймали спасительный воздух. Мокрый седой дед держал ее на плаву, и потребовалось долгое мгновение, чтобы Светлана сумела признать в своем спасителе Бурого. Сама плыть она не могла, потому привалилась к его спине, обхватив слабыми руками сморщенную шею, а потом уже, лёжа на траве, получше разглядела спасшее её чудище: только половина тела у Бурого была человечьей, задние лапы и хвост оставались волчьими. С трудом далось старику перевоплощение в человека и сейчас, как ни силился, как ни дергался, не мог Бурый вернуться в шкуру волка полностью.
— Жива, дитятко мое, жива… — хрипел он губами, на которых пузырилась пена.
— Бурый! Деда! — вскричала княжна и склонилась над ним, заливая сморщенное лицо водой с волос и слезами. — Деда!
Упала она ему на грудь, всю ощупала и поняла, что-то были последние его слова. Отдал он за неё жизнь свою, вырвав из рук русалки. Подняла Светлана голову, чтобы отыскать убийцу своего волка, но за высоким стройным хороводом русалок не увидела Прасковьи. Кто нагая, кто наполовину одетая, все они закрыли собой провинившуюся сестру. Оглянулась тогда Светлана назад, вспомнив про преследователя, и ахнула — и то неверно сказать было б: рот беззвучно открыла и себя прикрыть не поспешила. За ее спиной стоял граф фон Крок. Растрепанный спросонья, без камзола, в распахнутой на груди сорочке.
— Я не успел… — проговорил он, как показалось ей, тоже одними лишь губами. — Под вашим одеялом убийственный сон. И он оказался страшнее яви… Вы живы, а вот во сне…
Он закрыл глаза и отвернулся, чтобы стянуть с себя сорочку, и протянул ее Светлане, не оборачиваясь, и княжна поспешно запахнулась в неё, ставшую от воды полупрозрачной.
— Во сне я сделал то, что обещал вам и князю не делать… За что она вас топила?
Светлана не обернулась к русалкам. Голос ее дрожал: