Ваша С.К.

Горышина Ольга

— Вы любите сказки? — спросила Мария, подпирая рукой отяжелевший подбородок.

Граф кивнул.

— Могли бы не отвечать. Я устала, как же я устала… — голова ее качнулась, как у китайского болванчика. — Скажите, — Мария подняла на гостя прищуренные глаза, — вы читали Островского? Нет… Что я спрашиваю! Конечно же, не читали! Надеюсь, до послезавтра успеете прочесть. Вот…

Граф обернулся, следуя за поднятой рукой княгини.

—

Вот! — мокрая бывшая курсистка протянула ему книгу. — Здесь доступным русским языком написано, как научить холодную девочку любви…

— Пошла вон, дура! — выкрикнула княгиня со стула и, когда стенографистка повернулась к ней спиной, закричала ещё громче: — Играй нам! Вальс…

Граф сжал длинными пальцами книгу.

— Простите меня великодушно, но ни мне, ни вам сейчас не до танцев.

— Но слушать-то мы можем? — пьяно хихикнула Мария. — Пусть играет. Играй! Приказываю тебе, играй!

Олечка Марципанова, проходя к роялю с гордо поднятой головой, на миг задержалась подле графа:

— Сладкоголосым Лелем для княжны вы еще можете стать. Но остерегитесь становиться Мизгирём — пощады от Федора Алексеевича не будет.

— Да замолчи ты, полоумная девка! — вскочила со стула княгиня и тут же снова упала на него. — Не слушайте ее, граф. Волос долог, да ум короток.

— У кого он долог? — обернулась уже от рояля русалка, тряхнув своими жалкими косичками. — У меня?

Княгиня вновь поднялась и принялась вытаскивать из растрепанной прически шпильку за шпилькой, пока все волосы не коснулись пола.

— Играй, дура!

Граф увидел острые клыки, блеснувшие между коралловых губ княгини, когда та обернулась к нему, держащему заветную книгу у груди.

— Язычество нашей семье ближе, — сказала Мария в голос. — Так что мы быстро приобщим вас к русской культуре — читать, читать и ещё раз читать, как завещал великий и ужасный князь Мирослав Кровавый. Да что ты не играешь?! — рванулась она к роялю, но обернулась, проследив за взглядом русалки.

В дверях стояла Светлана — как была, в грубом платье и босиком, только уже без телогрейки домового.

— Граф, вы ведь танцуете венгерские танцы? — уставилась княгиня на трансильванца и бросила, не оборачиваясь к русалке: — Играй для нас чардаш!

Олечка Марципанова взяла первый аккорд. Несмело. Голос графа тоже дрогнул.

— Чардаш — это слишком вульгарно для меня, — сухо отозвался он и сел на стул, на котором до этого спасалась от дрожи в ногах хозяйка дома.

— Да неужто! — передёрнула плечами княгиня, глядя поверх головы гостя на дочь. — И это я слышу из уст вампира? Вам сколько лет-то, граф?

— Триста.

— Совсем мальчик, а уже устали от жизни? Я вот через двести лет только ее почувствовала! Подойди к нам, Светлана! Составишь графу фон Кроку партию.

Граф вскочил со стула раньше, чем княжна выдохнула:

— Матушка…

— Светлане подобные танцы точно ни к чему!

Княгиня испепелила возмущенного трансильванца адским взглядом.

— Позвольте мне самой решать, что дозволено моей дочери, а что — нет! — Мария шарахнула по корпусу рояля ладонью с такой силой, что Олечке Марципановой пришлось ловить крышку. — Лучше надорвите эту чёртову рубаху по швам! В ней танцевать невозможно!

— Матушка…

— Не смей мне перечить!

Пианистка не убирала рук с крышки, и рояль не пострадал от очередной вспышки княжеского гнева.

— Я требую, граф, чтобы вы танцевали с моей Светланой! — Мария все сильнее щурилась от сумеречного света, который начал проникать сквозь портьеры. — Я хочу своими глазами видеть, что в ваших руках моя дочь в безопасности… Рвите ей подол! Я требую!

— Не спорьте с пьяной бабой! — одними лишь губами проговорила Олечка Марципанова и отскочила от рояля.

Княгиня рванулась за ней, но замерла у стула, решив, что иначе следующий шаг она закончит на полу.

— Не спорьте с матушкой! — княжна тоже говорила с графом одними губами, и он сделал шаг к дверям, в которых бледная Светлана до сих пор стояла, теперь уже протягивая ему подол бабкиного платья.

Он уже видел ее босые ноги по самые коленки и опустился к ним, дрожа всем телом, ухватился за ткань зубами и рванул на себя — в ушах к скрежету клыков добавился треск гнилых ниток. Граф поднимался с колен, не чувствуя собственных ног, и протянул княжне дрожащую руку, а когда почувствовал в ладони ее горячие пальцы, обернулся к княгине:

— Она же едва ходит. Что же вы за мать такая?

Дико улыбаясь, Мария махнула рукой:

— Не может ходить, пусть танцует…

Ее чёрные глаза вспыхнули еще большей злобой, чем когда она глядела на стенографистку. Граф отвернулся от них к растерянным светлым глазам живой девушки:

— Вы научите меня шагам? — улыбнулся он, сильнее сжимая руку княжны, чтобы согреть или самому согреться.