Ваше благородие

Стариков Николай Николаевич

— Гады! Он так для них старался. Увижу Фогста, глаза выцарапаю, — гневно воскликнула молодая женщина.

Командир роты оставил четырех автоматчиков для охраны и подготовки к захоронению старосты, оказания помощи старой женщине по хозяйству. Вместе с Оксаной проследовали на фильтрационный пункт. Предстояло выполнить некоторые формальности в связи с задержанием в ее саду бандита, убийством отца, требовались показания по поводу длительного проживания в их доме немецкого полковника с охраной.

В коридоре школы возле двух закрытых

дверей толпилось полтора десятка граждан, около двух других стояло по паре автоматчиков. Шла фильтрация. Одних освобождали, других задерживали. Дежурный офицер спросил у командира причину задержания женщины, направил ее в кабинет, у дверей которого не было людей.

— Контрразведка СМЕРШ, — сказал он.

За столом сидел старший лейтенант. Хозяин кабинета бегло осмотрел вошедших, представился:

— Каден.

Руководитель операции тоже находился в школе, в левом ее крыле. Вместе с ним в классной комнате сидели Шведов, Мухов. Сюда непрерывно поступали доклады командиров подразделений, доставлялись результаты фильтрации НКВД-НКГБ, здесь уточнялись вопросы взаимодействия. На вычерченной в крупном масштабе схеме Горобцов отмечались места и адреса задержанных людей.

Когда Бодров получил сообщение о задержании в саду старосты неизвестного гражданина, первого в Горобцах оказавшего вооруженное сопротивление, Сергей пожелал лично побеседовать с ним.

Конвоир ввел молодого мужчину мощного телосложения. Глядя на него, командир отряда вспомнил разговор с одержанным пацаном о чужаке. Так, на всякий случай спросил:

— У меня, Мыкола, возникло несколько вопросов к нам. Есть желание ответить?

— Откуда вы знаете, как меня зовут?

— Мы много чего знаем, — постарался и сам скрыть удивление Сергей.

— Если все знаете, зачем спрашиваете?

— Мне сказали, будто вы изъявили желание, чтобы вас расстреляли.

— Ну, это брехня.

Задержанный заметно побледнел, руки его машинально начали гладить стриженную под бокс голову, он в волнении потирал друг о друга ладони.

— Два вопроса: кто вас послал собирать оружие и где хранится уже подобранное?

Мыкола молчал. Исподлобья смотрел на офицеров.

— Ну, чего же вы?

— Меня расстреляют наши, если проговорюсь.

— Мы никому не скажем, о чем здесь беседовали.

— Послал меня районный провод ОУН. Формируется сотня У ПА. А где спрятанное оружие, могу показать, если меня не расстреляете.

— Военный трибунал тебя будет судить. А вот то, что скажешь нам, это тебе зачтется, — ответил Шведов.

— Кто знает, чего можно, чего нельзя? За какой грех меня судить?

— За то, что убил красноармейца, другого ранил. За сбор и хранение оружия.

— А за то, что состою в УПА, — тоже?

— Судят за дела, а не за то, кто в какой организации состоит или о чем думает.

— Ответь, Мыкола, на такой вопрос, — включился в разговор Мухов, — ты собрался вооружать сотню Украинской повстанческой армии. Верно?

— Ага.

— Но

армия — часть вооруженных сил государства, предназначенная для обеспечения границ от вторжения или ликвидации вторгшегося на суверенную территорию врага. Так я говорю?

— Ага.

— Что есть у УПА? Вооруженных сил нет, границ тоже, суверенной территории не существует. Остается ОУН?

— Ага.

— Как называются люди, группы, которые вооружаются не имея армии, государства? Выступают против существующего политического устройства? Нападают на подразделения настоящей армии?

— Не знаю я.

— Подсказать?

— Ага.

— Бандиты.

— Не, мы не бандиты.

— А кто?

— Патриоты.

— Ладно, «патриот», пойдем искать спрятанное оружие, — сказал Шведов.

Бодров знакомился с последними сообщениями от групп поиска и блокирования о подходившей к концу первой стадии мероприятий.

Постучали в дверь. Вошел старший лейтенант, представился:

— Каден, армейская контрразведка СМЕРШ.

— Бодров, — ответил Сергей. — Слушаю вас.

— По ходу разбирательства с дочерью старосты хотелось бы побеседовать с Фогстом. К полковнику неоднократно приходили какие-то люди, беседовали за закрытыми дверями. Надо бы разобраться.

— Хорошо. Валерий Александрович, распорядитесь доставить сюда полковника.

— Бодров… Бодров… Кажется, мне знакома эта фамилия, — сказал Каден, когда Мухов вышел.

— А мне ваша тоже.

Начали вспоминать фронтовые дороги, города и села, наконец сошлись на Батурино.

— У меня там жена с сыном остались.

— А у меня семья.

— Кто это?

— Бодров в МТС.

— Там есть Бодров Вадим. Без ноги пришел с фронта.

— Брат!

— Ладно. Мы еще с вами поговорим о Батурино. Сейчас, извините, дела, — сказал Каден и быстро удалился.

Радист передал радиосигнал от командира пятой роты, означавший просьбу к руководителю операции прибыть по чрезвычайным обстоятельствам. Бодров оставил за себя Мухова и на своем «виллисе» с охраной помчался на вызов. Редкий случай, чтобы подобная просьба адресовалась лично командиру оперативно-боевого отряда. Машина выехала на окраину Горобцов, Сергей увидел едва ли не половину пятой роты, сгрудившейся возле неказистого плетневого сарая. Сарай низенький, кособокий, ветхий. Чихни рядом громко — развалится.

— Что случилось? — спрыгнул на ходу Бодров.

— Чепэ. Идемте в сарай.

Вошли в настежь распахнутые ворота. Прямо перед входом стоял, матово поблескивая защитного цвета краской, танк Т-34-85, только что поступивший на вооружение Красной Армии. Не веря своим глазам, Сергей поднялся на боевую машину, открыл верхний люк. Вспомнил, еще в Ростове курсантов знакомили с устройством отечественных и немецких танков. Проник вовнутрь, на ощупь нашел защелку, открыл люк механика-водителя. Попробовал работу рычагов управления, горного тормоза.