Ваше благородие
Шрифт:
Ну что, Карташов? Что, сволочь? Как насчет минометов?
Верещагин отбросил пустую обойму, сунул руку в подсумок… Пусто.
Интересно, предложат им сдачу или разнесут всех гранатами?
Он вспомнил, как обещал спеть «Te Deum». В данной ситуации, пожалуй, более уместно было бы «Miserere». Кстати, что там с Кашуком? Бежал? Закрылся в аппаратной?
Он жалел о том, что не оказался настойчивее. Надо было брать Карташова на горло. Тогда не погиб бы взвод. Тогда они сумели бы отбросить десантников…
Дьявол! Теперь красные закрепятся здесь и продержатся до морковкиных заговен… Интересно, они уже сообразили, в чем тут дело?
Вполне возможно. Среди них есть люди, способные складывать два и два.
Если судить по Глебу…
…Верещагин успел раньше. Кристобаль Хозевич любил успевать раньше… Посмеемся вместе, Глеб, мы ведь оба любим Стругацких… Все дело в том, друзья мои, что Арт уже больше двенадцати часов готовился выстрелить в капитана Асмоловского и знал, что сделает это, если течение боя закрутит их в одном водовороте…
А Глеб, если и готовился к чему-то подобному, то имел на это значительно меньше времени.
Но, тем не менее, тоже выстрелил. Уже отброшенный пулей, нажал на триггер, а потом упал, и Артем выбил у него пистолет ногой, перешагнул через его тело и подбежал к Томилину, который истекал кровью и истек, пока Артем донес его до гаража…
— Сэр! — крик прозвучал ему в спину. Площадка простреливалась уже насквозь, он упал на живот и пополз…
Под Глебом уже была лужа крови. Артем измазалсяв ней весь, пока дотащил раненого до гаража. Он очень надеялся, что его видели — это давало хоть какие-то гарантии на то, что им предложат сдачу вместо того, чтобы забросать гранатами.
— Мухамметдинов! — Арт бросил подпоручику санитарный пакет. — Перевяжи.
Он перезарядил автомат и включил «уоки».
— Вершина вызывает базовый лагерь. Гия, вы скоро?
— Арт, мы летим! Продержитесь еще полчасика!
— Не выйдет. Нет, сколько сможем — продержимся… Патронов не хватает. В случае чего — я сдамся.
— Арт!!!
— Прощай, Князь. Кашук! Этим приказом я отменяю все последующие, от кого бы они ни исходили. Вы открываете дверь только одному из офицеров капитана Карташова и только если наши возьмут гору. Вы поняли?
— Да, сэр…
— Прощайте. — Артем взял рацию за антенну, размахнулся и ударил ею о стенку.
— Сдавайтесь, беляки! — крикнул майор.
— Много чести, — пробурчал Деев.
Он был недоволен результатами штурма. На одного убитого крымца приходилось по десантнику. Можно было бы обернуться и лучше.
По-хорошему, не стоит брать пленных. Одна граната в этот гараж — и все, хана. Братская могила.
Да. И для капитана Асмоловского — тоже.
А если белые врут? Если он уже мертв?
— Даю минуту! — крикнул майор.
Страх появился позже, когда немного отпустила усталость. В тот момент страха не было — было просто сомнение относительно своей способности встать, открыть рот и что-то сказать. Он чувствовал себя оловянным болваном на морозе: тронь — рассыплешься.
Он устал.Пусть это закончится — как угодно, но закончится…
От него больше ничего не зависело. Почти ничего: собственная бренная жизнь и жизни этих семерых — шесть резервистов изз Партенита и Никиты и Глеб.
Через сорок минут здесь будет Карташов со своими. А красные через какое-то время окажутся в той же ситуации, в которой сейчас находятся они: три патрона на шесть человек. Шесть человек, четверо из которых — резервисты, не кадровые военные. Их ждут дома матери, жены, дети. У кадровиков тоже есть семьи, но кадровик хотя бы в теории знает, что в своей постели он может не умереть…
Нет мне оправдания, подумал он. Удержи я гору — и нашим не пришлось бы ее штурмовать. Сколько жизней можно было бы спасти…
— Ваше благородие, — прохрипел Мухаммеддинов, слегка стуча зубами, — Мы ведь не сдадимся… Мы умрем, но не сдадимся…
— Заткнись, челло. — Артем щелкнул обоймой «беретты», которая, как он ни щелкай, пуста и пустой останется. — Не болтай глупостей. Через сорок минут здесь будут наши. Нет смысла умирать, если очень даже можно жить.
«Но что может произойти за эти сорок минут? Как минимум, они захотят узнать, где наши и сколько их. Как минимум.»
Он обменялся короткими взглядами со всеми, кто находился в гараже.
Он решил рискнуть.
— Мы сдаемся. У кого-то есть белый платок? Или придется задействовать подштанники?
Платок нашелся у одного из рядовых. Не очень белый, но вполне годный для того, чтобы выбросить его вместо позорного капитулянтского флага.
— Выходи по одному, бросай оружие, руки за голову, становись к стене. Офицеры — первыми.
Мухаммеддинов поднялся с пола. Длинно и прерывисто вздохнул.
Артем отстегнул пояс с кобурой и ножом, бросил его за дверь, шагнул в дверной проем. Собственные руки показались ему невыносимо тяжелыми, а чужие, быстро обшарившие тело — отвратительно огромными.
— Лицом, — сказал майор.
Рядом уже обыскивали подпоручика.
Верещагин повернулся к Лебедю лицом. Выдержал стальной жесткости взгляд.
— Ах, сука… — сказал за спиной майора Палишко. — Ну и сука…
— Сними шлем, — медленно и спокойно проговорил Лебедь.
Мухамметдинова и рядовых посадили на земле в ряд. Вынесли двоих не способных идти раненых. Вынесли Глеба.
— Это ты вытащил его? — спросил майор.
— Я его и подстрелил, — Артем не собирался покупать себе прощение. — Мне нужен был заложник.