Ваше Сиятельство 7
Шрифт:
— Какие вы все занятые! Ладно, поезжайте, я доберусь извозом, — обиженно сказала графиня, и вытащила из сумочки эйхос, чтобы вызвать эрмимобиль.
Я не стал спорить — пусть немного подуется. Женщинам это полезно.
— Идем, Майкл, — я потянул его за рукав, чтобы он не начал рассыпаться в получасовых извинениях. — Давай, давай, мы опаздываем!
И уже почти спустившись на первый этаж я почувствовал неладное: интуиция подала тревожный сигнал. Ощущение возникло такое, как в те неприятные моменты при нападении эриний. Я остановился, схватившись за поручень, не дойдя до
— Что случилось, ваше сиятельство? — Милтон озабоченно глянул на меня. — Вам плохо?
— Ничего, так надо, Майкл. Магические заморочки. Иди к эрмику, — я торопливо сунул в руку ему ключи, а сам поспешил в полутемный коридорчик, чтобы не быть на виду и не выглядеть слишком глупо перед проходящим здесь народом.
Свернув в служебный коридор и сделав несколько шагов, я понял, что мне не померещилось и на тонком плане именно эринии. При чем они уже вокруг меня. Эти твари всегда начинают атаку волнами страха. Обычный человек, не сталкивавшийся с ними прежде, как правило, начинает паниковать, некоторые даже падают замертво от инфаркта. Я же, обладая волей мага и многократно знакомый с этими сущностями, от подобного был застрахован. Но все равно, страх, похожий на темную и холодную субстанцию пытался просочиться в меня.
Остановившись, прижавшись спиной к стене, я вышел на тонкий план. Огляделся, тут же превращая проекции обеих рук в астральные кинжалы и готовясь к отражению атаки. Эринии было три — три похожих на отрубленные головы чудовищ, с жуткими оскалившимися мордами и длинными космами темно-петельных волос. Возможно другие находились дальше сферы моего внимания. В этот раз они не атаковали с той безрассудностью как это случалось прежде в моей войне с Герой. Сейчас твари вели себя куда осторожнее, наверное, понимая, кто я и чем кончится для них эта недобрая игра.
Вдруг все поменялось, они заметались, перемещаясь очень быстро передо мной, но при этом держа безопасную дистанцию. Потом одна отделилась от двух других, стремительно облетела меня и попыталась атаковать сзади. Стена физического мира, к которой прижималась моя спина, не была для нее преградой. Но проекции моих рук, пальцы которых превратились в астральные клинки могли легко поражать тех, кто нападал сзади. Для этого мне не приходилось поворачиваться — проекции рук могли изгибаться и удлиняться точно щупальца осьминога.
Одновременно с атакой сзади, ко мне устремились те, что метались передо мной. Я был готов к таким фокусам, проекция левой руки рассекла пространство позади меня. Астральный клинок задел эринию по касательной срезая серую плоть и пучки волос справа. Однако, ловкая тварь успела ненадолго вцепиться в меня, надорвала энергетическую оболочку и отлетела от удара астрального клинка. Две других тут же с жутким писком отскочили, словно боль им передалась боль их подруги. Теперь они казались похожими повадками на крыс, только больших крыс.
И когда изготовился, активируя в левую руку «Гнев Небес», они будто почувствовали это — развернулись и полетели в разные стороны прочь от меня. Еще несколько минут я стоял, прижавшись спиной к стене, не выходя из тонкого плана и пытаясь понять, что это было. Снова Гера? С какой стати? Ведь между нами мир, который для нее очень невыгодно нарушать. И мне невыгодно. Величайшая осознала, что такими методами от меня ничего не добьется. Тогда кто? Эринии могли напасть сами, мстя за убитых сестер и их сожженные в пещере гнезда. Может Аполлон? Ревнуя ко мне сестру, да и саму Геру, начавшую проявлять ко мне в какой-то мере теплые чувства. По крайней мере вести себя так. А может сам Перун? О, нет, тот бы не действовал изподтишка. Как бы ни было, время на размышления не было. Я опаздывал к Торопову. И вечером меня ждала Артемида.
Быстрым шагом я направился к стоянке, надеясь, что Майкл догадался пустить генератор.
* * *
Талии очень хотелось, чтобы эта английская блядь пришла в чувство, открыла глаза и увидела перед собой ее и черное отвертите ствола остробоя. В последний миг жизни она должна была увидеть, как на ней надвигается смерть.
— Очнись, шалава! Сейчас ты сдохнешь! — со всей силы Евстафьева ударила Элизабет ладонью по лицу. Вышло звонко, даже пальцы обожгло.
— Не убивай ее, — хрипло простонал Родерик. — Мы же сами во всем виноваты! — от нестерпимой боли на глаза опускался багровый туман, каждое слово давалось с трудом, но он еще добавил: — Зачем было лезть в прошлое? Тем более чужое прошлое…
Родерик, подумал, что сейчас как никогда он хочет умереть, чтобы разом прервать эти мучения. Это тело… этот титул, дом, богатства — они не нужны ему. Для человека, познавшего смерть ни один раз, они не стоят ничего. Скрипнув зубами, он простонал и то ли от боли, то ли от пришедшей мысли: самые большие глупости, которые он совершал за последнее время, были те, что он делал по просьбе Принцессы Ночи. Да, он любил ее, но все это было уже через край. Своей уступчивостью он делал хуже прежде всего ей самой.
Талия схватила Элизабет за волосы, приподняла ее голову и со всей злости ударила об пол, надеясь, что хотя бы это вернет ее в чувство. Пристрелить англичанку в беспамятстве, было бы слишком слабым наказанием для нее. За то, что она едва не убила ее жениха, Талия была готова разорвать эту похотливую дрянь на кусочки.
— Пожалуйста, не убивай ее! — теряя силы выговорил Родерик. — Мы виноваты, а не она!
— Что ты несешь, Гена?! Я должна это сделать это ради тебя! За тебя! За твои раны и за все прошлое с ней! — Принцесса Ночи встала, с размаха пнула Элизабет в бок и навела остробой на ее грудь.
Она была уже готова нажать на спусковую скобу, когда возле стола слева вспыхнуло золотистое сияние. Его цвет в один сместился к оранжевому. Сияние обрело форму огромного миндального зерна, которое треснуло посредине и там проступила женская фигура, облаченная в сияющие одежды.
— Аид дери! Кто это еще?! — выругалась Талия, отступая ближе к раненому князю.
Через несколько мгновений фигура богини перестала быть прозрачной — она полностью обрела земное тело.
— Не знаешь, кто я? — стальным голосом и как-то недобро спросила вечная Евстафьеву.