Вашингтон, округ Колумбия
Шрифт:
— Нет, ничего подобного. Я всегда говорил Инид, что тут она чуточку перехлестывает.
— Инид была страшная дура.— Питер удивился самому себе.
— В некоторых отношениях — да,— согласился адвокат.— Но ведь мы любили ее, правда? — Вопрос требовал ответа.
Питер избегал смотреть в маленькие блестящие глаза собеседника, они были так похожи на глаза плюшевого мишки, с которым он спал в детстве, пока в один прекрасный день Инид, назло ему, не выбросила мишку в реку.
— Да, мы любили ее. Так что там насчет Клея?
— Я знаю человека, который был с Клеем на Филиппинах. Больше того, этот человек был на месте происшествия, когда заварилась вся эта каша с геройством.
Питер уже понял, к чему идет дело.
— И ваш друг утверждает, что Клей не герой?
Адвокат кивнул.
— Я этому не верю. Должны быть десятки свидетелей того, как Клей вынес солдата из горящего ангара.
— Солдат был мертв к тому времени, когда за него взялись врачи.
— Но Клей все же мог это сделать. Во всяком случае, вы не можете доказать, что он этого не сделал.
— Могу. Видите ли, Клея не было на аэродроме, когда все это случилось.
Ведя дочку за руку, Клей подходил к машине. Питер глядел на своего врага и отказывался поверить, что он не герой. Клей должен быть великим, а потому опасным для республики, иначе их борьба теряет смысл.
Питер потребовал доказательств. По всем сообщениям выходило, что Клей командовал атакой на аэродроме.
— Да, он руководил атакой в том смысле, что он был командир, но фактически он не участвовал в боевых действиях, потому что в то утро поранил себе ногу...
— Поранил себе ногу? Придумайте что-нибудь получше, ради бога.
— Я передаю вам лишь то, что рассказал мне мой друг, он знаком с врачом, который лечил ногу Клею в то время, как шла атака.
— Тогда как же его могли наградить, если он там не был?
— Он был там, уже под конец. Ну, и разумеется, бой вела его часть.
— Если он там был под конец, он все же мог вынести солдата из ангара.— Питер начал проявлять нетерпение.— В конце концов, раз его наградили, должен быть хотя бы один свидетель.
— Совершенно верно, один свидетель был, но только один,— адвокат улыбнулся,— Гарольд Гриффите.
Загадка разрешилась. Ему следовало бы догадаться обо всем с самого начала.
— Как это сошло им с рук? Ведь каждому должно быть ясно, что это туфта.
— Никто, кроме доктора, не знал наверняка. Во всей той неразберихе Клей могсделать то, о чем написал мистер Гриффите. К тому же Клей был любимцем в части. Никто не завидовал, когда его наградили медалью.
— Кроме врача.
— Ну, он-то вообще никому и ничему не завидует. Собственно говоря, он давно забыл всю эту историю, но тут он как-то посмотрел со своими ребятишками кино про Клея и, конечно, вспомнил все, как было. Ему это показалось занятным, и он рассказал моему другу, а тот рассказал мне.
Клей был теперь так близко, что его можно было слышать. Холодный ветер донес его слова.
— Сейчас мы поедем прямо домой, крошка. Не плачь. Вот умная девочка.— Он подошел к ним вплотную.
— Конгрессмен, я Эл Хартшорн. Пришел отдать последнюю дань,— сказал адвокат развязным тоном.
— Спасибо.— Клей подсадил девочку в автомобиль.— Я очень хорошо вас помню,— сказал он, быть может, слишком бесстрастно. Затем повернулся к Питеру: — Ты бы лучше помог своей матушке.
Питер повиновался. Как раз это ему и следовало сделать.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
— Я хочу сделать заявление.
— Конгрессмен, сэр, начните, пожалуйста, снова. И отойдите на один шаг... вот так. А то на ваше лицо падала тень. Чуть-чуть влево. Прекрасно.
В совещательной комнате старого административного здания палаты представителей собрались едва ли не все аккредитованные в Вашингтоне корреспонденты. Клея встретили приветливо. Когда он вошел, раздались даже аплодисменты — редкий знак внимания со стороны прессы, обычно равнодушной к мелким политическим деятелям и их честолюбивым планам. Но Клей был всеобщим любимцем. Во-первых, журналисты, заинтересованные в заработке, могли быть абсолютно уверены в том, что агенты Блэза по рекламе наверняка найдут применение почти любой статье, посвященной молодому конгрессмену. К тому же есть шанс взять у него интервью в Лавровом доме, в обществе красивых девушек и знаменитостей, праздных и благодушных, как медведи в заповеднике. Роскошное убранство Лаврового дома особенно привлекало вашингтонских журналистов, привыкших к весьма убогим апартаментам рядового законодателя. Даже богатые члены конгресса не могли позволить себе сэнфордского размаха, с его яхтами, частными самолетами и всеми прочими удобствами, которые приносят большие деньги. Это ошеломляло журналистов, да на такой именно эффект все и было рассчитано.
Блэз однажды признался Клею, что, хотя в Вашингтоне и есть люди, которых нельзя купить за миллион долларов наличными, нет, однако, таких, кто устоял бы против недельной прогулки на яхте в обществе кинозвезд. Но победы такого рода редко достигались навечно, так как предательство — основная профессия самых легкомысленных клерков. За некоторыми исключениями, которые можно было предвидеть, пресса поддерживала Клея; он был привлекательной фигурой в политическом мире, представители которого отнюдь не славились обаянием; глава исполнительной власти, например, с его простонародными манерами, не привлекал к себе даже тот мифический простой народ, который за него проголосовал — и проголосовал главным образом потому, что народу еще меньше нравился лишенный всякой приятности человек с усиками. А Клей был молод, знаменит, вхож в тот мир, без расположения которого ни один политический деятель не может рассчитывать на успех,— так, во всяком случае, утверждали некоторые мрачно настроенные обозреватели, объявившие Трумэна случайностью в обществе, в котором очень скоро только самые богатые или находящиеся у них в рабстве смогут позволить себе волнующую игру в королей.
Клей понимал, что эта удивительная ситуация автоматически дает ему виды на президентство; с удовольствием и некоторым удивлением он обнаружил, что мысль о его вероятном возвышении не встретила ничьих возражений, очевидно, потому, что это был еще вопрос отдаленного будущего; сейчас пока очередь других. Тем временем пресса его обхаживала, тактично не замечая того факта, что на сегодняшний день его политический багаж практически ничего не весил. Но ведь опытные волки отлично знали, что для достижения успеха честолюбивый политический деятель должен тщательно избегать действий, которые впоследствии могут причинить ему неприятности. До сих пор никто еще не осознал, что весьма скромный послужной список Клея был результатом не столько его не усердия, сколько убеждения в том, что в данный момент истории Республики людям нужно только одно: чтобы их оставили в покое возле своих телевизоров и дали возможность забыть о лишениях и испытаниях недавней войны. Предложить им в нынешнем состоянии авантюру было чистым самоубийством. Позже, если потребуется, может прогреметь гром и сверкнуть молния; Клей был абсолютно уверен в том, что, когда придет время, он сможет создать именно ту погоду, какая потребуется для его возвышения.