Васил Левский
Шрифт:
Чорбаджии передают туркам собранные у крестьян налоги. Рисунок Ф. Канитца.
«О чем мечтали болгарские деятели народного освобождения». Гравюра художника К. Русовича
Всеобщее внимание привлекал молодой писатель Васил Друмев.
— Я не писатель, — начинал обычно свое повествование Васил Друмев, — но, как болгарин, я решил по мере сил своих принести в дар матери родине то, что может пойти ей хоть сколько-нибудь на пользу. С этой мыслью я и написал свою повесть. Описаны в ней страшные несчастья, которые претерпел болгарский народ.
Когда Друмев читал, горячие слушатели то и дело разражались проклятиями мучителям, то и дело воинственно вскрикивали: «Месть! Месть беспощадная!» Стихали выклики, и вновь звучал голос рассказчика:
— Как видите, и этих несчастий было бы с нас предостаточно, но неумолимая божья воля готовила нам и другие беды...
— Какие же еще? Неужели нет конца страданиям?
— Нет, это еще не все. Теперь послушайте о нападении кирджалиев. Кирджалии! Чье чувствительное сердце не дрогнет при этом страшном для наших предков имени? Какой болгарин не заплачет, вспомнив все беды, что терпели наши прадеды от этих извергов? Сколько селений стало их жертвой, сколько невинных девушек и младенцев, разлученных со своими родителями, претерпевали страшные надругательства и в муках кончали свою жизнь! Да разве от одних только кирджалиев терпели муку наши прадеды? А от янычар? От делибашей?..
...Словно бешеные, напали кирджалии на Преслав. От грома выстрелов и бряцания клинков дрожала окрестность. Преславцы защищались столь мужественно, что кирджалии уже начали отступать, но внезапно в самой середине села вспыхнул пожар, и ужас охватил всех жителей...
— Чем же все кончилось? — послышался голос нетерпеливого слушателя.
— Преслав обратился в пепел. Погибли все его жители. Но и из многочисленной орды кирджалиев уцелели лишь немногие, да и те избитые, израненные. А пленных кирджалии предали невыносимым мукам.
Рассказчик умолк. Подавленные сидели его слушатели. Но вот в тишине кто-то медленно, точно в раздумье, проговорил:
— Нет, в одиночку сражаться даже так храбро, как преславцы, больше нельзя. Надо всем скопом,, всем народом навалиться и тогда... Тогда поглядим, чья возьмет...
— Это ты верно сказал, Васил. Когда объединимся — все преодолеем, — поддержали молодого синеглазого легионера его товарищи.
В обстановке большого патриотического подъема, святой ненависти к угнетателям, готовности к жертвам во имя свободы жил болгарский легион в Белграде.
Наступил торжественный день. Легион принимал присягу. На плацу построены сотни. Легионеры в новом обмундировании: белые куртки, расшитые красным и зеленым галуном, на шапках кокарды со львом и надписью: «Свобода или смерть». Перед строем рослый знаменосец со знаменем из трех полотнищ: белого, зеленого, красного. Три цвета национального флага. Раковский, утверждая форму и знамя, стремился подчеркнуть, что легион — болгарское
Прозвучала команда: «Смирно!», и сотни замерли.
Показалась коляска в сопровождении военного конвоя. Из нее вышел и направился к легиону народный воевода Георгий Раковский. На нем темнокрасные панталоны, белая красиво расшитая куртка, с могучих плеч спадает длинная черная пелерина. Высокий, он быстрым взглядом черных огненных глаз окидывает сотни и громовым голосом здоровается с ними. В ответ несется «ура». В воздух летят шапки. Раковский обходит строй. Вместе с ним гайдуцкие воеводы: Илю Марков, Филипп Тотю, Христо Македонский, Цеко из Лома, Иван Кулин.
Раковский поздравляет легионеров, говорит им о многострадальной родине, об их сыновнем долге перед ней:
— Любовь к отечеству превосходит все блага мира, она самая утешительная мысль для человека. Ставши в человеке постоянным началом, она заставляет его презирать все остальное, что есть у него на свете, и побуждает его на самые невероятные и опасные предприятия. Чем бы ни занимался человек, какое бы добро он ни принес миру, он никогда не может иметь большего и высшего удовольствия и наслаждения, чем делая добро для своего отечества и успевая совершить что-либо в пользу его. Долг каждого любить народ свой и отечество свое, а кто отступает от этого долга, тот уподобляется бессловесному животному, о жизни которого не останется даже воспоминания. Принесем же своему отечеству ту пользу, которую оно ждет от нас. Да будет девизом нашей жизни: «Свобода или смерть!»
Неистовый восторг охватил молодых воинов. Кричали «ура», «Да здравствует Болгария!», «Веди нас в бой, народный воевода!»
Когда разошлись по казармам, только и разговоров было, что о Раковском.
— А почему у него нет двух пальцев на левой руке?
— А почему так сурово его лицо?
И снова вспоминали боевую жизнь своего главного воеводы и в душе клялись быть такими же, как и он.
Высокий воинский дух царил в легионе. Ждали только сигнала. Внутренне все уже давно были готовы...
3 июня 1862 года в воскресный день, когда улицы сербской столицы были полны гулявшим народом, турецкие солдаты убили у фонтана сербского мальчика. Прибывшие на место происшествия сербские полицейские были обстреляны турками, один из сербов убит, другой ранен.
В накаленной обстановке было достаточно этой провокации, чтобы возник вооруженный конфликт. Возмущенные сербы вышли на улицы с оружием в руках. Начались стычки, которые к ночи охватили весь город. На подмогу сербам поспешили болгары. Часть легионеров, еще не получившая оружия, вооружалась чем попало. Огородники, столяры и плотники прибегли к привычному оружию: вилам и топорам. Другие похватали тяжелые дубины. Раковский и его помощник Илю-воевода вывели вооруженных легионеров. В ту же ночь легионеры захватили сильное турецкое укрепление Вараш и, разрушив его, бросились штурмовать другое — Савакапию. «В несколько минут, — говорит очевидец, — страшное укрепление, которое годами пугало христиан, превратилось в прах под ногами наших легионеров». Неистовый восторг охватил болгарских воинов. Решив, что началась долгожданная война с Турцией, они отважно вступили в бой. Васил Иванов и его новый молодой друг Стефан Караджа, увидев, что турки, укрывшиеся в мечети, ранили двух проходивших болгар, с обнаженными штыками ворвались в мечеть, полную врагов.