Васил Левский
Шрифт:
В горах, выше села Златица, встретили Филиппа Тотю и его четверых товарищей. От них узнали подробности разгрома четы. В небольшой роще у села Вырбовки турки настигли чету и обрушились на нее большими силами. Вырваться из вражьего кольца удалось лишь двенадцати дружинникам во главе с Филиппом Тотю. Напав на след четы, турки шли за ней по пятам. В стычках с ними таяли силы четы...
Появление в Болгарии отрядов П. Хитова и Ф. Тотю в то время, когда в разгаре была война с греческими повстанцами на острове Крит, вызвало тревогу в правящих кругах Турции. Перспектива болгарского восстания в этих условиях пугала турецкие власти, и они решили убить даже
«В Тотево время многие люди пострадали за народную свободу, — писал свидетель тех дней Бачо Киро. — Турки тогда взбесились, как никогда раньше. Имя Филиппа Тотю не сходило с их уст ни днем ни ночью. Во всяком сознательном болгарине они готовы были видеть Тотю». Казнили не только попавших в плен четников, но и заподозренных в сочувствии им. В Свиштове, по приказу управителя северной Болгарии, повесили Тодора Пеева за то, что он был товарищем Филиппа Тотю, а чтобы больнее ударить по национальному чувству болгар, дерево для виселицы взяли из церкви.
Хитов и Тотю решили уходить в Сербию. Натолкнувшись на сильные турецкие отряды, Хитов вывел чету выше в горы и повел ее по гребню Старапланинского хребта.
В конце пути чету встретили до полутысячи полицейских, высланных из города Пирот. Но они не отважились вступить в бой с четой. Целый день стояли на горах два отряда — турецкий и гайдуцкий — друг против друга, а к вечеру разошлись каждый своей дорогой.
4 августа перед рассветом чета пересекла границу. Тот день ее воевода отметил такой записью:
«С Пиротской горы я направился к Сербии, перешел границу, пришел в Княжевац [38] и привел свою непобедимую чету на зимовку».
ВНОВЬ В БЕЛГРАДЕ
В сербскую столицу, как и пять лет назад, стекалась болгарская молодежь. С одобрения России и на ее средства Добродетельная дружина по соглашению с правительством Сербии создала в Белграде болгарское военное училище.
Прибыл сюда из Княжеваца и Васил Левский вместе с Панайотом Хитовым и писарем четы Иваном Кыршовским.
38
Княжевац — пограничный сербский город.
В Белграде Левский нашел неугомонного Христо Иванова, успевшего после первой легии побывать в поисках правды во Франции и Египте, Турции и Румынии. Были здесь уже знакомые воеводы Илю, Цеко, Иван Кулин. Они встречали прибывающих и брали на себя заботу по устройству их в училище.
Отрекомендованного лучшим образом Левского зачислили одним из первых.
Училище находилось в Белградской крепости. С волнением глядел Левский на древнюю цитадель, у стен которой он сражался с турками летом 1862 года. Все ему здесь знакомо. И широкий крепостной ров, который он преодолел львиным прыжком, за что и получил прозвище Левский, и те укрепления, где он дрался вместе с быстрым Стефаном Караджой.
Крепость старинная, могучая. На поседевших от времени камнях видны надписи первых ее строителей — римлян. Подступы к крепости частично прикрывают реки Сава и Дунай, а там, где нет их вод, вырыты широкие и глубокие рвы. За рвами два ряда высоких каменных стен.
Крепость, можно сказать, двухэтажная. Нижняя ее часть занимает большую площадь, омываемую водами
Войдя в крепость по мосту, перекинутому через ров, Левский спросил у занимающихся на плацу сербских солдат, где болгарское военное училище. Солдаты указали на большое здание в верхней части крепости.
Вскоре в училище собрались двести болгар, которые образовали вторую легию (второй легион). Начальником училища и преподавателями были назначены сербские офицеры.
Через два месяца легионеры показали такие успехи, что поразили своих учителей. Легионеров произвели в капралы, нашили на воротники по одной звездочке.
Левский шел впереди. Это уже не тот новичок, каким он был в первой легии. За его плечами теперь опыт боев 1862 года в Белграде и вождения четы по Стара Планине. Пять лет назад свое пребывание в легии он рассматривал как возможность выступить рядовым бойцом против угнетателей. Сейчас его планы шли значительно дальше. Он уже сознавал, что народу нужны вожаки не только смелые и преданные, но и знающие, как вести дело. И он готовил себя к этой роли.
Он понимал, что успех предстоящего восстания решит не только энтузиазм народных масс, но и степень их подготовленности. Его личный боевой опыт показывал, что на одной отваге в борьбе с обученными военному делу офицерами и солдатами турецкой армии далеко не уйдешь. Чтобы победить опытного врага, надо учиться — сначала самому, а потом учить других. И он учился жадно, страстно. Он спешил, помня 1862 год, когда так неожиданно сербы расформировали легион. Где гарантия, что это не повторится теперь? Он пытался разглядеть на мутном политическом горизонте судьбу второго легиона и жалел, что нет сейчас с ними Раковского.
Думы о Раковском беспокоили. Что с ним? Поборет ли он тяжелую болезнь? Левский знал, что, проводив четы Панайота Хитова и Филиппа Тотю, Раковский вернулся из имения Николы Балканского в Бухарест. Слышал, что летом наступило ухудшение. При встречах с Хитовым, который поддерживал связь с Бухарестом, Левский расспрашивал его о Раковском.
Вести поступали неутешительные. Осенью болезнь обострилась.
20 октября 1867 года Раковский скончался.
Весть о смерти учителя потрясла. Вспомнилась его жизнь, без остатка отданная родному народу. Служил он ему «пером и саблей». Ходил воеводой гайдуцкой четы, издавал газеты и журналы, писал художественные произведения в прозе и стихах, занимался болгарской историей, филологией и фольклором — и все с одной святой целью: рабские цепи сбросить с отчизны.
Вспомнились стихи, им написанные: Жизнь как роса на цветке весною: В час предрассветный роса выпадает, И под дыханьем палящего зноя В солнечный полдень она исчезает... Но если жил человек для народа, Он не исчезнет росой быстротечной: Всем, кто боролся за честь и свободу, Памятник будет воздвигнут вечный!Так прожил и сам Раковский.
Тревожные признаки наступили раньше, чем мог предполагать настороженный Левский. В ноябре легионерам уменьшили жалованье и ухудшили питание, Но они не роптали. «Мы приехали не кормиться, а учиться», — говорили они.