Василиса Премудрая. Нежная жуть в Кощеевом царстве
Шрифт:
Кощей никуда не делся, будто и правда ждал.
На этот раз, я принесла целых два пирожка и была собой очень горда. Важно прошла по саду, смело уселась рядом с государем и щедро протянула ему целый пирожок, уверенная, что он возьмет. Раз уж половинку от надкушенного взять не побрезговал, то целый, только что из печки, еще даже горячий, точно примет…
Гостинец Кощей и правда взял, но продуманности моей не оценил, пирожок располовинил и один его кусок мне протянул.
— Так я же два взяла, — заметила несмело, — они одинаковые.
Кощей приподнял бровь, совершенно обычный и ничуть
Кощей принял. С благодарной улыбкой, заставляя меня уверяться в подозрении, что обыденная фраза «разделить еду с гостем» воспринимается нечистью ну совсем уж буквально.
— Говори, что хотела, — благосклонно разрешил он, когда все было поделено.
— Спросить хотела. О проклятии. — это оказалось сложнее, чем мне представлялось. То ли от того, что Кощей смотрел, а может потому что с нечистью в принципе просто не бывало, но я с трудом подбирала слова, хотя речь свою зазубренную наизусть и не единожды отрепетированную, должна была выпалить на одном дыхании. Но не свезло. Слова путались… — Вы наверное не знаете, но я тут на днях жабу от проклятия спасла… Человека! Я хотела сказать, человека спасла. Жениха ведьмы одной. Она его в жабу превратила, а я расколдовала.
— Наслышан. — с серьезным видом кивнул Кощей.
— Д-да? — растерялась я. — А…ну это хорошо.
И замолчала. Все шло совсем не так, как я себе представляла. Совсем-совсем. Слова комом встали в горле, я не знала с чего начинать. Что вообще говорить? Заготовленные фразы в панике разбежались, оставив меня отупело таращиться на зеленый, самодовольный куст, разросшийся у дорожки и почти полностью перегородивший ее своими ветками.
Помощь пришла оттуда, откуда я ее совсем не ждала.
— И ты желаешь узнать суть моего проклятия? — благодушно спросил он. — Хочешь проверить, снимется ли оно поцелуем?
— А оно снимется? — оживилась я.
На самом деле это было бы очень логично. Змеи, возомнившие будто я царевна, беспокоились, что трепетное, взращенное нянюшками создание напрочь откажется целовать их царя, потому и скрывали от меня «страшную» правду, желая, чтобы я сама до всего дошла и по возможности не устроила им истерику, вызнав всю правду.
И вот она я, все понявшая и осознавшая, добровольно готова снять с Кощея проклятие. Снять проклятие, получить свободу и вернуться домой. И…в этом места радужная картина будущего чуточку меркла, но я старательно попыталась дурные мысли подальше.
Может и не страшно уже это возвращение, может, притомился Иван ждать, да и нашел себе другую невесту.
Может же такое быть?
— Пока не проверим, не узнаем, — хмыкнул Кощей, подставляя мне щеку.
Это было совсем нереально и чуточку безумно.
Я послушно, но быстро и несколько нервно, ткнулась губами куда велели, почти не почувствовав легкой прохлады его кожи и отпрянула.
— Ну как?
Он помолчал, прислушиваясь к себе, покосился на черный аметист, вделанный в кольцо на мизинце, будто бы совсем не издевался надо мной, а правда надеялся, что это подействует. Камень скрупулезно берег свой цвет, не желая хоть в чем-то меняться.
— Не помогло.
— Может, надо подождать? В прошлый раз ведь тоже не сразу вышло. — робко предположила я.
— Может, — согласился Кощей, не желая рушить мои надежды. Но по лицу его было ясно, что в это он уже не верит. Если и была какая-то в нем надежда, то умерла она сразу после поцелуя.
— Это ведь не поможет, да? — тихо спросила я.
Кощей неопределенно пожал плечами.
— Тогда почему сразу не сказали? Зачем все это?
Я очень хотела на него обидеться. Даже понимая, что обижаться на самого Кощея Бессмертного опасно, все равно хотела.
Но он оказался достаточно честным, чтобы легко обезоружить мою обиду:
— Ты так искренне хотела помочь, это приятно. Я просто не смог отказать себе в этом маленьком удовольствии.
— Тугарин с Горынычем тоже искренне хотят вам помочь вообще-то.
— Ты царевна. — просто сказал он, будто это должно было все объяснить. Мое недоумение оказалось слишком заметным, и достойный объяснений. — Единственная царевна, желающая добровольно мне помочь. Это несколько сбивает с толку.
С толку его сбивает…да у меня за последние седмицы жизнь с ног на голову перевернулась, если из нас кто-то и сбит с толку, так это я!
Но об этом я, конечно же, благоразумно промолчала.
— И все же, что на вас за проклятие? Какое условие у его снятия?
— Правда хочешь знать? — спросил он, прищурившись. Сейчас Кощей выглядел очень живым и это было так замечательно и странно… Непривычно, потому что по вечерам от живого человека в нем оставались разве только возможности двигаться, говорить и дышать.
— Мне же его снимать предначертано, — нетерпеливо напомнила я, — хотелось бы знать чего от меня ждут.
Кощей медленно кивнул, будто бы принимая мои слова. Согласен он с ними или нет я уже не узнала.
По закону великой подлости, разговор наш был прерван в самый важный момент.
Волк, звеня связкой ножей у пояса, в буквальном смысле свалился с неба… вернее, спрыгнул он со второго яруса галереи, но от неожиданности я не сразу это осознала.
— Мой царь! — рыкнул оборотень, покосился на меня и забавно принюхался. Вроде как незаметно пытался, но ничего у него не вышло. Кажется, умытую, причесанную и опрятную меня не узнали, хотя запах и был знакомым…
— Вой, — предостерегающе, но совсем негрозно окликнул его Кощей. Сотник тут же опасливо прижал уши, — что ты хотел?
— Пришло сообщение от лесных огней. Чужак прорвался на наши территории.
— Где?
— На болотах Рудянки.
Услышав знакомое имя я невольно поежилась. Болотницу эту я уже знала — злоязыкая и вредная нечисть, что приходила ко мне со своей историей. Я помнила тот день и помнила, как Рудянка принесла с собой сырой запах болот, как задушила меня дурманным ароматом багульника и как запутала своими сложными жалобами на всякого рода нечисть. Даже о Кощее дурное слово сказать осмелилась, правда шепотом и с оглядом на дверь. Ничто ей было не по вкусу, все раздражало, и мои неумелые старания записать все ее стенания болотницу тоже не удовлетворили. Ушла она глубоко недовольная моей работой, оставив на память головную боль, что не отпускала весь день.