Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие

Петров Дмитрий Павлович

Глава 7

Остров Аксенов

1

Зоя Богуславская спросила: «Почему тебе пишется лучше в Вашингтоне и Европе, чем здесь?»

Аксенов ответил: «В Вашингтоне за письменным столом у меня остается только один собеседник – В.П. Аксенов. В России слишком много собеседников, и я, так или иначе… забалтываюсь. Сочинительство и эмиграция – довольно близкие понятия».

Под эмиграцией он здесь, похоже, понимал отдельность от шума, гомона; крикливой «актуалки», бормочущего «контекста», орущей «всей Москвы». От «шершавой самодовольной великодержавной риторики», за которой, как ему порой виделось, прячутся железные усы и золотые погоны генералиссимуса. А иначе – зачем кланяются, перед кем

спину гнут?

– Сколько они лизали большевистские сапоги! Сколько дряни изготовили! – возмущается он, услышав, как Никита Михалков говорит на съезде кинематографистов, что советская киноиндустрия никогда не роняла достоинства. Он видит в этих подобострастных оглядках в прошлое угрозу демократическому будущему России. Он уверен: его надо отстаивать. И способна на это лишь часть общества, способная видеть страну в либеральной перспективе.

Его твердость в таком мировоззрении объясняет внимание писателя к предложениям Бориса Березовского включиться в его общественно-политические проекты. Другой причиной их сближения было обаяние Бориса Абрамовича. Точнее – его речей о демократии и торжестве либеральных ценностей, его поддержки культурных инициатив и благотворительности.

Писатель поверил, что Березовский не просто магнат, как большинство тех, «кто обогатился в условиях… беззакония», а деловой человек, и создавший эффективное дело, и наделенный чувством гражданской ответственности. «Он жаждет… расстаться со своими деньгами, – казалось Аксенову, – желает тратить их на добрые дела». Аксенов давно хотел увидеть в России такого миллионера, российский вариант Стэнли Корбаха из «Нового сладостного стиля». Он зрит в Березовском даже «байроническую тягу к самовыражению». Считает, что «он стремится играть роль в духовном, культурном и политическом развитии страны. В 1992 году, когда для многих людей искусства речь шла во всех смыслах о жизни и смерти, учредил премию "Триумф", объединившую изрядную часть творческой элиты…»

Другим важным начинанием Аксенов видел затеянное Березовским движение либералов – проект «Цивилизация». 9 августа 2000 года «Известия» публикуют «Обращение к обществу», подписанное Аксеновым, Березовским, Сергеем Бодровым, Станиславом Говорухиным, Отто Лацисом, Юрием Любимовым, Олегом Меньшиковым, Игорем Шабдурасуловым и Александром Яковлевым. Только что Россию потрясли чудовищный теракт в переходе на Пушкинской и гибель подлодки «Курск» – смерть невинных людей… Письмо звало к созданию условий, когда эти трагедии станут невозможны. К демократизации страны и либерализации общества. К формированию оппозиции в противовес искушению «строительства вертикали» и «закручивания гаек». Задачи движения Аксенов, Березовский и Говорухин разъяснили на пресс-конференции. СМИ называют Аксенова в числе тех, кому будет передан в управление пакет акций ОРТ[272]. Он хотел привлечь к проекту Кабакова и Попова. Но и убедить не смог, и возражений не принял. А мог. Вскоре конфликт обострился предельно. Березовский покинул страну. «Цивилизация» угасла.

Больше Аксенов в социальные движения не вступает. Больше того, считает полезным «вырвать литературу из водоворота злободневных событий…». О чем и сообщает в 2000 году уже известному нам Джону Глэду. Вот как он рассуждал об отношениях писателя и политики: «Раньше русский литератор всегда был вовлечен в политику. На него смотрели как на властителя дум. Он должен был заниматься устройством государства и прочим. Сейчас этого, слава Богу, не нужно делать. Пусть политики занимаются политикой. Освободите литературу от этого бремени».

Ну что ж, его место в обществе и искусстве и без политики было очерчено предельно четко: прозаик либеральных взглядов. Хотя нельзя сказать, что эта позиция была слишком комфортной. И Аксенов это понимал. «Либеральное движение здесь, по сути, еще и не начиналось, – считал он. – Все кинулись обогащаться или, там, ходить в ночные клубы, воображая, что это и есть демократия… Либерализм – это стройная концепция, ее надо изучать, в нее надо вживаться. Еще не было, по сути, серьезных попыток установить либеральное общество в России. Дай бог, что это еще впереди.

Если еще не поздно. Надеюсь, не поздно»…

Надеясь, он писал об этом новый роман.

2

Закончил в 2007-м. «Редкие земли» вышли в «Октябре» – в феврале и марте. А в апреле – книгой в «ЭКСМО». 50 000 экземпляров. Тираж раскупался бойко.

Еще до выхода «Земель» Аксенов не стеснялся рекламировать роман. Его спрашивали о творческих планах – он намекал: героем нового романа станет один из уже известных читателю и некогда популярных персонажей. Так готовилось возвращение Гены Стратофонтова – пионера-героя повестей «Мой дедушка – памятник» и «Сундучок, в котором что-то стучит». Именуемый ныне Ген Стратов, он по-прежнему не терялся в сложных ситуациях. Алый галстук сменил красный значок. ВЛКСМ – «Всесоюзный коммерческий союз молодежи». А там подоспел и деловой пиджачок. Не всё же шастать в комиссарской коже. А вместе с ним МИМО, Колумбийский университет, первые лихие бабки начала 90-х и роль партнера тайных сил в проекте переустройства страны. Итог: карт-бланш от этих сил на разработку редкоземельных металлов и запредельные сверхдоходы. Затем – статус олигарха, жажда свободы и безграничных перемен к либеральному лучшему. Ответ тайных сил – законспирированных тоталитариев из Академии общего порядка (АОП) и еще более скрытых деятелей структуры МИО («Мать и Отец»): всему есть предел, уж лучше б ты тихо сидел. Хлоп – и Гена сел. В тюрьму. В образцовую столичную «Фортецию».

Но не зря еще в «Дедушке-памятнике» и «Сундучке» появляется девушка Наташка (уж не юный ли аналог Светляковой, уж не предшественница ли ея, не отголосок ли тайных страстей автора?), а ныне Ашка, она же леди Эшки – жена, компаньон и боевой товарищ. Соблазнив начальство и подкупив стражу краснознаменной тюрьмы, вместе с группой соратников, в которую тихой сапой затесался и небезызвестный сочинитель Базз Окселотл, она спасает любимого. И тут выясняется, что вместе с ним в проклятой «Фортеции» томились и прочие герои Аксенова, то есть, пардон, Окселотла (в книге их легко спутать). Все они спешат на волю. Первым из тюремной мглы является Вольтер. За ним Миша Земсков и Коля Лесков. Следом Нора Мансур и Алекс Корбах из «Сладостного стиля». Дальше Фенька Огарышева прямиком из «Бумажного пейзажа». Потом незабвенный Ого с Настеной, Олехой Охотниковым, Венькой Пробкиным и всей изюмовской кодлой. Поспешают майор Сканщин (дослужился!), Эйб Шумейкер и Славка Горелик, порвавший узы, коими прикован был в карцере к стене. Из «Ожога» явились Аполлинарьевичи плюс примкнувший к ним хоккейный бомбардир Алик Неяркий с красавицей Алисой. Ну и, само собой, не обошлось без Самсика Саблера, который, явившись из казематов со всем своим оркестром, тут же в тюремном дворе заиграл «Звездную пыль»[273], как непременный аксеновский гимн побегу. Его подхватил Саша Корбах на любимой своей гитаренции:

Бредут толпою персонажи

На долгий, но неправый суд.

Их ждут допросов пассатижи

И очных ставок жуть и суть.

. . . .

И вдруг пропала крытки грыжа,

Замки упали, ветр проник,

Внезапно испарилась стража,

И вместе с ней исчез порок.

Радостно подхватив Сашины синкопы, персонажи всех 25 романов разошлись по окрестным улицам, подзывая такси или догоняя ранние трамваи, чтоб немедленно свалить отсель к ядрене фене, то есть к Феньке Огарышевой на пожарские котлеты.

Ах, Василий Павлович, Василий Павлович… О, если б все вопросы решались в таком ключе! Как сказал некогда один из Ваших не самых положительных героев! Но ж нет.

Так уж сложилась жизнь российского читателя в 2007 году, что он принял Гена Стратова за Михаила Ходорковского. Комментаторы, зная, что после ареста главы ЮКОСа Аксенов поддержал опального олигарха, интересовались: не он ли стал прообразом Гена?

– Не совсем, – пояснял автор. – Ходорковский – человек жесткий, прагматичный, а Ген Стратов – авантюрист… Все мы помним конец прошлого века, начало русского капитализма, невероятную лихорадку обогащения: нахапать как можно больше и жить вовсю. Мой герой мечтал употребить богатство для преображения рода человеческого.