Василий I. Книга вторая
Шрифт:
— Близок Страшный Суд! — орал юродивый, и его возглашение стало особенно пугающим, когда дошло сообщение, что наводок не только мужицкие строения рушит, но затопил и Божьи храмы — Николы Мокрого, Георгия в Ендовах.
Митрополит Киприан пошел с крестным ходом вокруг Успенского собора, священнослужители притопленных церквей забирались на хоры и на стропила и там молили Господа о пощаде. Юродивый скакал в толпе потерявшихся людей, бесстрашно и победительно возглашал о конце света и, наверное, сам себе казался порой не уродом, но трубящим роковым архангелом
Глава VI. За сто лет до конца света
Неизьмерьна небесная высота, не испытана преисподняя глубина.
Летописный извод велся под наблюдением Киприана каждодневно. Заглядывал время от времени в него и Василий, побуждаемый подозрительностью и недоверием.
Но Киприановы доброписцы были хорошо осведомлены обо всем, умело угождали хозяину, не сердили и великого князя.
Читая запись о кончине Данилы Феофановича, со всем согласился Василий, удивился одному только:
— Как же пишешь ты — «того же лета», ведь Данила преставился в лето новое.
— Нет, княже, все правильно. Святитель повелел вести новое летоисчисление: не с марта, как было на Руси всегда, а с сентября, по-гречески…
Василий не стал возражать, знал, что разговоры о том, какой месяц считать началом нового года, велись и при отце еще, так ничем и не кончившись, обмолвился только:
— Ну и путаница будет когда-нибудь потом, когда люди будут читать этот пергамент.
— Не будет, княже, путаницы. Все на памяти людей, а там уж и конец света, знамение верное о том уже есть, — печально возразил дьяк Куземка.
Доброписцы нимало не прибавили, отмечая: «Зима же сиа студена бысть вельми, яко мнозем человеком от мороза измирати на путех, тако же и скоти умираху». Но хоть и верно, лютой выдалась в тот год зима, хоть и был вешний паводок неслыханно высоким и гибельным, однако принимать их за предвестие неминучего светопреставления все же не следовало, тут московский юродивый поторопился, когда вопил на набережной Москвы-реки.
Слаб человек, тороплив и суетен: иной жаждет скорого перехода в иную отчизну, в лучший мир, а иной до смерти застращен судным днем, грозным днем Страшного Суда над живыми и мертвыми. Десять лет назад, когда весной снег в Москве лежал целый месяц после Святой Пасхи, люди по Радунице [59] «дрова возили на конех, аки и зимний воз» — на санях, а «на небеси на востоце пред раннею зарею, аки столп огнем и звезда копийным образом» [60] , то не было сомнений у людей, что вот он и наступил, предсказанный Апокалипсисом конец света. Задним умом потом поняли, что не конец света, а Тохтамышево разорение Москвы 23 августа того года предрекли небесные знамения. И три года спустя, когда Василий тринадцатилетним отроком томился в ордынском плену, занес доброписец на пергаментный лист: «Облака прехожаху в пол-утра и во обед, и по обеде бысть тьма. И толь страшно бысть, яко мнози мняху второе Христово пришествие быти».
59
Радуница — день поминовения усопших во вторник послепасхальной недели; в том году она приходилась на 20 апреля (3 мая по новому стилю).
60
Так летописец отметил факт появления кометы в небе Москвы весной 1382 года.
Но образованные люди того времени знали совершенно точно, как то, что невозможно никак оградиться от Божьего суда, так и то, что конец света наступит в 7000-м году, если исчислять время по-иудейски со дня сотворения мира, или в 1492-м по христианскому счету — от Рождества Спасителя, а то есть ровно через сто лет. Еще не одно поколение рода Адамова сменится на земле, лишь правнукам ныне живущих людей доведется увидеть, как займется огнем сначала небо, а затем уж и край земли заполыхает, услышать, как на горе затрубит архангел, возглашая о наступлении времени антихристова, о воцарении на земле лукавого змея. Только тогда прервется время грядущее, сменится вечностью. Тогда и смерть будет иной: не придут священник с дьячком, не отпоют, не окурят ладаном, но наступят вмиг райские утехи для праведных и вечный огонь да зубовный скрежет для нечестивых.
Ровно через сто лет наступит час грозного решения, но, наверное, вековой рубеж не может не быть отмечен как-то по-особенному, событиями вещими и трагическими. Летописи под 6900 годом пестрят записями о довременных кончинах не только людей светских (брат великого князя Иван, в монашеском чине Иосаф, в возрасте ангельском, Данила Феофанович Бяконтов, княгиня литовская Ульяна Ольгердовна, дочь Александра тверского, посадники великого князя Василий Федорович и Михаил Данилович), но многих духовных лиц. «Преставился Матвей митрополит Гречин Андреанопольский в пяток 6 недели по пасце», «Преставился епископ Коломенский Павел», «Преставился владыка Ефимен Тверской Вислень», «Преставился Иван Михайлович, нарицаемый Тропань», «По велице дне на четвертой неделе в субботу на ночь преставилась игуменья Алексеевская Ульяна»… С большим опозданием пришла в Москву скорбная весть о том, что 11 февраля почил в бозе в Вологде Дмитрий Прилуцкий, которого в свое время Дмитрий Иванович Донской приглашал быть восприемником великокняжеских чад. Другой вологодский гонец сообщил, что «вятские татары» разорили основанную Стефаном Махрищенским пустынь в Авенже и зверски убили настоятеля Григория и келаря Кассиана. Вернувшийся из Новгорода Киприан поведал историю жизни двух юродивых, предрекавших конец света и накликавших смерть прежде всего себе:
— Жили в Великом городе двое угодников Божиих, подвизавшихся в юродстве, Федор и Николай Кочанов. Первый из них, полюбив с детства благочестие и привыкнув к посту, не имел нигде постоянного жилья; в жестокие морозы он бегал босой и полунагой по улицам Торговой стороны; все, что получал от богатых, раздавал бедным и переносил насмешки и оскорбления от буйной молодежи. Господь наградил его даром прозорливости. Случилось, что блаженный Федор говорил вслух: «Берегите хлеб», и наступал голод. В другое время он говорил: «Тут чисто будет сеять репу», и вслед затем пожар опустошал улицы Торговой стороны.
Блаженный Николай Кочанов был сын людей почетных в Новгороде — Максима и Иулиании — и подражал в благочестии родителям и, особенно праведной матери, соблюдая пост и чистоту душевную и телесную. Уважаемый вельможами и народом и желая избегнуть славы человеческой, он посвятил себя на подвиг юродства для Христа и скитался по улицам города, подобно безумному, терпеливо снося ругательства, а иногда и побои от людей безрассудных.
Впрочем, блаженный Николай юродствовал всегда на Софийской стороне, не переходя через Волхов и Торговую сторону, откуда всегда гнал его блаженный Федор, говоря: «Не ходи, юродивый, на мою сторону, а живи на своей». Оба блаженные рабы Божии вполне понимали друг друга, но показывали вид непримиримой вражды, обличая тем постоянную распрю двух частей, или сторон, Новгорода. Однажды блаженный Николай, преследуемый блаженным Федором, пробежал по волнам Волхова, как по суше, на свою сторону, кидая во мнимого врага своего капустными кочанами (по новгородскому выражению, «кочанми»), отчего и получил прозвание Кочанова.
Однажды посадник новгородский, пригласив к себе на пир всех именитых людей в городе, позвал и блаженного Николая, которого встретил на улице. Пришел в дом посадника до возвращения хозяина, слуги не знали, что он зван, побили и прогнали его. Когда собрались гости и настало время угощения, в погребах не оказалось ни капли вина и меда в бочках. Тогда вспомнил посадник о блаженном Николае и, узнав, что слуги прогнали его, послал отыскивать юродивого. Лишь только праведник вошел в дом и послал за напитками в погреб, все бочки оказались наполненными, как были прежде.