Василий Шуйский
Шрифт:
Король задержался под городом Островом. Расколотил стены, частью побил, частью пленил защитников и был счастлив своей победой.
Увидавши Псков издали, наемники-офицеры из французов, бывшие возле Стефана Батория, пришли в восхищение:
— Париж! Париж!
Король помрачнел. Двенадцать тысяч пехоты для такого города мало. На лошадях такие стены не перепрыгнешь.
Гетман Замойский встретил Стефана на реке Черехе, указал удобное место для лагеря в Любятове, близ монастыря Николая Чудотворца.
Королю же не терпелось осмотреть стены Пскова. Он отдал войскам приказ: приступить к осаде, а
И сам отправился смотреть стены, чтобы найти уязвимое место и кончить дело скоро, без больших потерь и без больших затрат.
— А ведь это сам Обатур, — узнал князь Иван Петрович, смотревший с башни на приход королевских войск, и послал сказать наряду — А ну-ка, запорошите глаза глядельщикам.
По королю и его свите ударили азартно, и объезд города не удался. Ивану Петровичу доложили с Похваловского раската, где стояла огромная пушка «Барс»:
— Королевские шатры раскидывают возле Любятовского монастыря. Один другого богаче.
— Не стрелять! — приказал воевода. — Примечайте, приноровляйтесь, а гряньте по шатрам за полночь.
Грянули.
Утром посмотрели — пусто, а взятые днем «языки» рассказали: побито много ясновельможных панов. Король теперь за пять верст от Пскова шатры разбил, на реке Черехе, среди гор Промежицы.
На королевском военном совете генералы и воеводы решили вести к городским стенам пять траншей, и все со стороны Смоленской дороги: к Великим воротам, к церкви Алексея, человека Божия, к Свиным воротам, к Покровским и к тому месту, где стояла огромная пушка «Трескотуха».
Траншея времен Стефана Батория — это не узкий ход, где можно голову спрятать, но подземелье. В пяти траншеях, выкопанных за неделю, было сто тридцать два больших помещения для рот и хоругвей, где были поставлены печи, и еще девятьсот малых гнезд-укрытий.
Князь Иван Петрович Шуйский и князь Андрей. Иванович Хованский, полк которого защищал Покровскую угловую и Свиную башни, делали одну вылазку за другой. Башенные пушки стреляли круглые сутки по месту, где враг строил траншеи. На ночь зажигали высокие башенки, чтоб стрелять по целям. Однако ж к седьмому сентября земляные работы были кончены, градоимцы Батория поставили пять тур, защищенных насыпными валами, пушки в туры привезли. Вся Европа шла на русских. В первой траншее — литовцы, во второй — немцы, в третьей — поляки, в четвертой — шотландцы, французы, датчане, в пятой — венгры.
Утром седьмого литовский гетман Юрий Угровецкий, получив соизволение короля, открыл огонь из всех орудий по башням и стенам Пскова.
Печорский игумен Тихон отслужил молебен и совершил крестный ход к Покровской угловой башне, осенил ее мощами святого князя Гавриила Всеволода.
Огрызнувшись из орудий и пищалей, воеводы все же предпочли сберечь свою огневую силу, сняли со Смоленской стены затинные пищали, откатили пушки из Свиной, из Покровской башен, и прежде всего великую «Трескотуху».
Все защитники принялись строить деревянную стену, но пока спасали наряд, убирали порох, ядра — много времени ушло. Ломать же — не строить. Пушки короля Обатура превращали стены в крошево. У Покровской башни образовался пролом в двадцать четыре сажени, переднюю стену самой башни сбили до земли. В Свиной пролом был неширок, но стену возле нее сокрушили
Утром восьмого сентября, в праздник Рождества Пресвятой Богородицы, король Стефан, думая, что это день его славы и радости, пригласил воевод и генералов на королевский обед, назначив сразу после обеда приступить ко Пскову и взять его.
— Но мы готовы тотчас идти! — вскричал пылкий воевода венгров Бекеш Кабур.
— Не торопись, — улыбнулся король. — Мы времени даром не теряем. Я послал осмотреть проломы самых опытных градоимцев из пехоты Фаренбека. Зачем нам лишние потери?
— Король, мы по милости твоей обедаем у тебя в обозе, — поднял кубок пан Сиос, — но отужинать с нами приглашаем тебя во Псков.
Радостью пылали глаза грозных воинов. Жаждали сражения и победы.
Все двенадцать тысяч пехотинцев, со знаменами, под бой барабанов, кинулись разом в проломы, в разбитые башни.
Многолюдье врага, яростный напор ищущих наживы и славы были страшны. По иноземному полчищу стреляли из пушек, из ручниц, ссаживали скорых рогатинами. И был среди бойцов сам князь Иван Петрович Шуйский. И, устрашившись потерять в рукопашной схватке многих отважных ратников, приказал отступать за деревянную недостроенную стену.
Знаменами победителей покрылись Покровская и Свиная башни и часть стены. Король перешел в храм Великомученика Никиты, всего за версту от Пскова. Шляхта, презиравшая службу в пехоте, завидуя теперь пехотинцам, кинулась к Стефану, прося соизволения идти на приступ в пешем строю. И король, чувствуя, как близка его самая великая победа, отпустил охотников. Толпами потекла шляхта за скорой славой и за скорой добычей. В Покровской и Свиной башнях набилось множество воинов, весело стреляли по городу, по храмам, кричали русским, что за их дерзость вырежут всех до единого.
Не зная, как иначе помочь делу, русские пушкари развернули на Похвальском раскате своего «Барса», хорошенько прицелились да и ахнули по Свиной башне. И пока пушка била, уничтожая засевших в верхних этажах стрелков, смельчаки подкатили бочки с порохом под основание Свиной и рванули.
Гром взрыва сначала обрадовал короля, он спросил примчавшихся гонцов:
— Я слышу, как мои рыцари ломают преграду за преградой. Они уже в городе, они истребляют русскую силу?
— Прости, король! — ответили гонцы. — Русские взорвали Свиную башню, твои дворяне убиты и сожжены.
— Всем на приступ! — закричал король в ярости. — Взять! Взять этот развалившийся на наших глазах Псков!
Всею силой, всею мощью ринулась наемная, закованная в латы пехота от пролома на стрельцов и дворян, защищенных едва ли по грудь деревянной стеной.
Князь Шуйский, видя, как страшен этот порыв вражеской ненависти, послал в соборную церковь Живоначальной Троицы — принести к пролому чудотворные иконы и святые мощи благоверного князя Гавриила-Всеволода.
Священники понесли святыни, а впереди, обороняя их, пошли к пролому все мужчины Пскова, а с ними их жены. И вступили в битву монахи Печорского монастыря. Как львы, восстали на Обатура — келарь Печорского монастыря Арсений Хвостов, казначей Снетогорского Рождественского Пречистой Богородицы — Иона Наумов, игумен Мартирий… Всем народом шли в бой, призывая Богородицу, с кличем: