Василий Тёмный
Шрифт:
Слушает его Софья, а сама думает: «Вот этот купец так много знает, а мы после ухода моего ненаглядного Василия потеряли все концы. Надо сказать об этом великому князю, пусть-ка он попытает на ето дело молодого Федора Федоровича Кошкина». Заметив, что глаза княгини устремлены куда-то вдаль, купец замолчал.
– Сказывай, сказывай, – произнесла княгиня, как бы очнувшись.
– Да… – он неуверенно пожал плечами, – вроде… все.
Софья поощряюще улыбнулась.
– А о самой Орде что-нибудь знаешь? – спросила она, слегка склонив голову.
– Да… слышал я, че щас два хана, внуки
При этих словах княгиня усмехнулась:
– Ну и имена, – удивилась она.
– Да… такие уж есть, – зачем-то сказал Федор.
– Федор, – княгиня встала, – я благодарю тя, что ты с таким вкусом выбрал это ожерелье. Теперь буду знать, кому давать заказы. Еще хочу тя просить: я вижу, вы, купцы, многое знаете. Тя не затруднит, если, когда что-то будет интересное, рассказать великому князю. – Княгиня склонила голову.
– Премного, матушка великая княгиня, буду щаслив в чем-либо услужить великому князю.
– Вот и хорошо. А это… – она достала из стола колечко с бриллиантиком, – те за твои труды. – Княгиня взяла его руку и вложила в ладонь свой подарок.
Расстались они весьма довольные друг другом.
Но, как только стихли шаги гостя, раздался звон колокольчика. В дверях появился слуга.
– Слушаю, матушка княгиня, – сказал он и склонил голову.
– Найди мне Федьку Кошкина. Пущай живо идеть ко мне.
Федор Федорович Кошкин, младший брат Ивана Кошкина, был выше среднего роста. С темно-русыми волосами и бородкой, аккуратно подстриженной. Прямой нос, высокий лоб и выразительно-внимательные глаза придавали ему вид умного, серьезного человека. Коим он был и на самом деле.
– Желаю здравия, матушка великая княгиня, – произнес он, склоняясь и прижимая руку к груди, – слушаю вас, – и выпрямился.
– Садись, Федор. – Княгиня перстом указала ему на кресло.
Он сел.
– Я, – начала она, – пригласила тя, боярин, ибо слышала о тебе много лестного о твоих знаниях и способностях разгадывать разные тайные дела.
Боярин стыдливо усмехнулся:
– Наговаривают, матушка великая княгиня, наговаривают. – В его голосе чувствовалось какое-то стеснение.
«Ишь, скромник, а ето неплохо», – подумала княгиня, а вслух произнесла:
– Будет, будет скромничать. Ты, чай, не девка. Замуж я тя не отдаю.
– Да я уж женат, – в тон ей ответил боярин.
Княгиня рассмеялась. Потом, посерьезнев, сказала:
– Хочу, чтоб ты, боярин, помогал великому князю, следи, че делается за нашими границами. Особлево надо знать, че делается в Орде. Хоть послабела она, но, поди ж, нашелся хан, Тохтамыш, который захватил Москву. Все перед этим в ладоши били, мол, все, кончилась власть Орды. А… так что, знать надобно, следить за ней, че они задумывают.
Боярин ответил не сразу. Было видно, он обдумывает, что ответить княгине. Дело, которое взваливает на его плечи княгиня, он понимал, очень ответственно. Допусти промашку, и голову можно потерять. Княгиня поняла его.
– Если ты, боярин, думаешь, че не осилишь, так и скажи. Я люблю правду.
– Я думаю, матушка великая княгиня, осилю. Но буду деньгу просить, чеп давали, – заявил он.
Княгиня понимающе закивала головой.
Оставив княжеские
Да, княжна вовремя спохватилась, поняв, пока она горевала, дела потекли неуправляемо. Хорошо, что она свозила Василия к его деду, чтобы тот взял на себя заботу о нем. Тот не только это сделал с охотой, но и дал намек, пока не понятный даже ей, дочери великого литовского князя. Но что он готовит что-то большое для Василия, это она поняла. Но что? А не сказал потому, что боится, если, кто прознает, может помешать. От этой мысли она перебежала к Юрию, томящемуся в Галиче. Как он там? Готовит что или нет? Туда тоже кого-то надо послать. Но кого? Решила посоветоваться с боярином Албердиновым. Но тот по-прежнему проживал не в Москве. А по праву мог бы. Некогда завоевывал Двинскую землю для княжества. «Щас велю ему вернуться в свои хоромы, здесь, в Москве», – подумала княгиня и послала за ним нарочного.
Федор Кошкин уже на другой день решил действовать. Первым, кого он посетил, был боярин Дмитрий Зерно. Это был уже немолодой, лет шестидесяти, человек. Хотя он был третьего поколения от истинного татарина, но татарское в нем угадывалось с первого взгляда. Невысокий, коренастый, с черными, с раскосинкой, глазами. Узнав, что хочет княгиня, он тягостно вздохнул:
– Будь я помоложе, взялся бы за дело. Но я вряд ли доберусь. А вот Костя, мой Шея, сгодится. Седня он отъехал, а завтра вернется, и я к те, боярин, пришлю.
На этом и порешили.
Время было, и Федор решил зайти к Стремилину. Хоромы дьяка были небольшими, но везде чувствовался порядок: что во дворе, что в доме. Его встретила немолодая полноватая хозяйка с круглым лицом. Платок прятал второй ее подбородок. Узнав, зачем пожаловал боярин, она засуетилась и как-то виновато извинилась:
– Да мой Алешенька… болен.
– Эй, кто тама, Настенька? – раздался в проходе чей-то голос.
Она открыла соседнюю дверь.
– Да к те, Алешенька, боярин от княгини пришел, хочет о чем-то поговорить с тобой.
– Пущай, кхе, кхе, войдет, – приказал он.
– Проходи, боярин, – сказала Настенька, широко отворяя дверь.
Да, Стремилин был болен, и, видать, серьезно. У него был нездоровый, какой-то желтый цвет исхудалого лица. Он попытался подняться, но, видать, не хватило сил, и упал на подголовник.
– Ты лежи, лежи, мил-человек, – сказал подошедший Кошкин, беря себе ослон, – я к те от матушки великой княгини, – доложил он больному, – она повелела мне заняться ордынскими делами.
– Спохватились-таки! – обрадовано проговорил Стремилин. – А я уж думал, молодец княгиня. Василий-то их дюже молод. Помогать ему надоть, кхе, кхе, – закончил он.