Вастум
Шрифт:
– А ты в курсе, кем её брат работает?
– Вроде в каком-то министерстве.
Брата Айчилан он встречал всего раз, во время обеда в ресторане неподалеку. Молодой мужчина в строгом костюме методично разрезал стейк на маленькие-маленькие квадраты. Да ещё с таким видом, словно от их симметричности зависело не только благополучие трапезы, но и будущее страны. Как же его звали? Тоже что-то на «А». Или на «О»? Ахтамак? Или, может, Оталан? Айчилан тогда представила их друг другу, и Глеб подивился сильному рукопожатию, плохо сочетавшемуся с видом узкой ладони с длинными
– Вроде… – передразнил Борис. – Да он статс-секретарь министра науки и образования, чтоб ты знал. Единолично ведёт проект по внеземной колонии, получает не чета нам с тобой. Подумай, с чего бы ещё такой девушке торчать в этой дыре?
– Полегче, брат. Это, между прочим, моя дыра. Пять минут прошли, вали домой.
Борис с кряхтением выбрался из кресла, прихватил куртку и направился в сторону раздвижного шкафа-купе. Первое, что делал Пёстельбергер, обустраиваясь на новом месте, – организовывал пути отхода. В задней стенке шкафа скрывалась дверца, ведущая в соседний, доброжелательно настроенный офис, где велась оптовая торговля финским кормом для домашних животных.
– Счастливо, созвонимся! – Борис напоследок помахал пятерней.
– Дочке привет!
Дверца шкафа встала на место. Глеб едва успел привести себя в порядочный вид, застегнув жилет, как в комнату вошла красивая женщина в облегающем платье.
– Добрый вечер. Простите, что так поздно…
При звуке её голоса, приглушённого, завораживающего, с лёгким певучим акцентом, детектив невольно поправил галстук.
– Не возражаете, если я уберу свет? – Поздняя гостья, не дожидаясь ответа, провела рукой над сенсором. Кабинет детектива второй раз за вечер погрузился в полумрак.
– Нехорошо как-то в потёмках.
Пёстельбергер уселся на рабочее место и включил настольную лампу, в качестве компромисса направив плафон в потолок. Одно дело – полуночничать с кривляющимся Борисом, и совсем другое – беседовать с вероятным заказчиком, не имея возможности как следует разглядеть лицо.
Женщина прошла через комнату, опустилась в кресло, положила руку на подлокотник и крепко обхватила пальцами полукруглое навершие. Спохватившись, разжала напряжённую ладонь. Отражавшийся от потолка свет деликатно ложился на смуглую кожу.
Нелюбовь к освещению объяснилась просто. Лицо гостьи, красивое, хоть и далеко не юное, было умело подготовлено к променаду. Но под нижними веками виднелись следы поплывшей туши. Да и мерцавшие в полумраке глаза казались припухшими и слишком уж блестящими.
Посетительница склонилась к правому подлокотнику, и тонкая бретелька, воспользовавшись оказией, соскользнула с плеча. Глеб поймал себя на мысли, что левой бретельке следовало бы поступить также, но потом внимание его переместилось на колено, вынырнувшее из длинного разреза: женщина устроилась поудобней, положив ногу на ногу.
Похоже, незнакомка решилась на встречу с детективом спонтанно, без долгих взвешиваний за и против. Айчилан не ошиблась: брать в оборот состоятельную клиентку надо было сейчас, пока не схлынул запал.
В офис она заявилась прямиком из ночного клуба или с частной вечеринки неподалёку. Об этом свидетельствовал не только броский макияж и запах алкоголя, но и покрывавший смуглую кожу нитевидный узор. Такие рисунки наносились специальной краской, слабо различимой при свете обычных ламп, но превращавшейся в яркую флуоресцентную сеть под лучами клубных прожекторов. Долго краска не держалась, исчезая за несколько часов, так что планы на сегодняшнюю ночь у гостьи предполагались куда более весёлые, нежели затяжные гляделки с незнакомым мужиком.
– Не возражаете, если я закурю? – первым прервал молчание Глеб.
– Если угостите.
Из-за её бархатистого голоса Пёстельбергер впервые пожалел, что привык не к электронным сигаретам и не модным нынче тэ-капсулам, а к старым дерьмовым никотиновым палочкам, почти исчезнувшим из продажи. Раз в год несколько блоков ему присылал благодарный клиент из Армении. Но и в этих сигаретах давным-давно не водилось настоящего табака. И даже картона от коробок, в которых этот табак когда-то хранился на складе. Вместо ответа детектив продемонстрировал название марки, повертев упаковку в руках.
– Сойдёт?
– Вполне, я неприхотливая.
«Вот уж вряд ли», – хмыкнул про себя Глеб. Он привстал, перегнулся через стол и протянул открытую пачку, затем предупредительно поднёс зажигалку. Женщина закурила, бросила на собеседника понимающий взгляд и усмехнулась. В больших тёмных глазах, казавшихся усталыми из-за смазанных теней, заплясал оранжевый огонёк.
– Любите Кандинского? – Она кивнула на репродукцию за спиной детектива, где навстречу друг другу летели полоски и многоугольники, словно решившие сойтись в смертном бою.
– Бывшая жена любила. Вечно таскала меня по выставкам.
– Вот как… – женщина выпустила струйку дыма и замолчала.
– Не подумайте, что я вас тороплю. Можем посидеть, покурить, посмотреть на город.
– Меня зовут Канья.
– Канья – а дальше?
– Канья Фархатова.
Пёстельбергер покосился на голубой шар «РобоТеха», маячивший за окном.
– Верно. Олег Фархатов – мой муж.
Глеб недоверчиво приподнял брови, затем нахмурился. Интуиция не подвела Айчилан – клиентка была более чем платёжеспособна. Олег Фархатов являлся основателем, главным акционером и бессменным руководителем «РобоТеха». В определённых кругах он слыл человеком-легендой, символом не только самой успешной российской корпорации на рынке кибернетических систем, но и всего прогресса, достигнутого человечеством в этой области.
И сейчас его жена сидела в том самом кресле, где десять минут назад заливался поддатым соловьём Борис. Затягивалась паршивой сигаретой и молча изучала собеседника, пока, наконец, не продолжила:
– Я хочу развестись.
– Рад за вас, – вполне искренне ответил Глеб. Его собственный развод занимал вторую строчку в списке бесспорно правильных поступков, уступая только уходу со службы в полиции.
– Для моего мужа это – четвёртый брак. Он всегда был тяжёлым человеком, замкнутым, подозрительным…