Вася Чапаев
Шрифт:
— Ваше степенство, детям трудны для понятия церковнославянские слова. Это ведь еще первый класс!
Поп Иона благодарно взглянул на учителя.
— Младенческое понятие... Как им ни толкуй, все по-своему перевернут. И дома их наставить некому — темнота!
— Да-да, я из виду упустил это, — важно сказал Ефремов. — Ну хватит с него. Теперь вы, Иван Михайлович, спрашивайте.
Примеры на сложение и вычитание Тимоша решил без запинки. И с чувством прочел стихотворение:
НадоЛица экзаменаторов прояснились, и в журнале появилась жирная четверка, коряво выведенная Ефремовым.
Когда очередь дошла до Васи, Ефремов, вытянув шею, пристально поглядел на мальчика, потом — это заметили все ребята — взглянул на Федьку, и Федька кивнул отцу.
— Это ты и есть чапь-чапь? — с издевкой спросил купец.
Вася вздрогнул, но быстро овладел собой.
— Моя фамилия Чапаев. А Чапай — это была кличка дедушки, когда он сплавщиком работал. Наша фамилия по этой кличке пошла, и ничего зазорного тут нет, когда кличка по труду дается!
Прищуренные глазки Ефремова зло блеснули. Ища сочувствия, он посмотрел на попа, потом на учителя и неопределенно протянул:
— Мм-да... какой разговорчивый...
Вася смотрел прямо в глаза лавочника, и от этого откровенно гордого взгляда Ефремову стало не по себе. Больше он не задал ни одного вопроса.
По окончании экзамена Иван Михайлович, поставив Васе пятерку, вопросительно взглянул на Ефремова. Попечитель досадливо отмахнулся: делайте, что хотите.
Вася уже возвращался на свое место, когда в классе вдруг послышался стон. Стонал Федька Ефремов, схватившись рукой за щеку.
— Федор, ты чего? — деланно-строго спросил Ефремов сына.
— Мгм-м-м, — мычал Федька.
— Зубки у отрока заболели, — услужливо объяснил поп Иона. — Я полагаю, отпустить его надо. Какой уж с него, болящего, спрос...
— А это как Иван Михайлович... — сказал Ефремов.
Иван Михайлович поглядел на Федьку. Он хорошо понял, что эта комедия придумана заранее, но тем не менее согласился:
— Ефремов, можешь идти домой. Завтра придешь ко мне, я тебя одного проэкзаменую.
Согнувшись в три погибели, скосив лицо, Федька с прежалостным видом потащился из класса. Ребята разочарованно смотрели ему вслед. Они страшно жалели, что хитрый Федька улизнул от позорного провала на экзамене.
— Ну, кажись, все! — закряхтел, подымаясь, Ефремов. — Милости прошу ко мне, закусить чем бог послал! А насчет Федьки вы, Иван Михайлович, не сумлевайтесь. Счет он лучше меня знает, особливо денежный. И молитвы тоже в памяти содержит, — обратился он к Ионе. — Сами видите, батюшка, ни одной службы не пропускает. Рощу в страхе божием!
— У него с русским языком плохо. Ошибок много делает, — резко сказал Иван Михайлович.
Ефремов похлопал учителя по плечу:
— Э-э, милый! Ему словесность и ни к чему — один он наследник мой! Это вам словесность хлеба кусок зарабатывает...
Вот теперь ребята заметили и солнечных зайчиков, прыгающих по стенам, и веселую синеву неба, льющуюся в окна. Шумной толпой, размахивая сумками, они ринулись на улицу.
— Анчутки, пра слово, анчутки! Чуть с ног не сшибли! — ласково заворчала тетя Поля, которую вместе с ее колокольчиком прижали к стене.
Опередив товарищей, Вася мчался домой. Надо было скорей рассказать деду и матери, что он выдержал экзамен и перешел — шутка сказать! — во второй класс.
Подбегая к дому, он увидел выходящего со двора Тимошкиного отца — дядю Гаврилу.
— Дядя Гаврила, мы с Тимошей во второй класс перешли!
Дядя Гаврила подошел к Васе и погладил его по голове.
— Васятка, беги на берег скорей, там деда Степана ищут... утоп он.
— Он... чего? — Вася уцепился за ремень дяди Гаврилы.
— Утоп, говорю, — тихо и строго повторил тот.
— Неправда-а! — тоненьким «голосом закричал Вася и, спотыкаясь, побежал на берег. — Неправда-а!.. — еще раз крикнул он и задохнулся.
«Врет дядя Гаврила. Дедушка лучше всех плавал! Дедушка, деда...» — шептал Вася, подбегая к шумящей на берегу толпе.
На куче мокрых мешков с пшеницей стоял купец Тихомиров. Красное лицо его кривилось от слез. Он прижимал к груди шапку и рыдающим голосом взывал:
— Православные, не дайте пропасть добру! Не постою за деньгами! Християне, пособите!
— Сам лезь! — угрюмо гудели грузчики.
— Пузо толстое, не утонешь! — визгливо подхватили бабы. — Один уж из-за твоей мошны рыб кормит!
— Где дедушка? — спросил Вася у какого-то мужика. Тот махнул рукой на Волгу. На середине реки медленно кружила лодка. В ней Вася разглядел братьев Мишу и Андрюшу. Они опускали и подымали длинный багор.
— Вон лодка, лодка Степанова вынырнула! — вскрикнул кто-то.
Вася увидел, как к берегу подносило волной перевернутую вверх днищем дедушкину лодку. Мужики сняли шапки, бабы закрестились, словно это была не лодка, а жуткий просмоленный гроб.
— Вася, я тут, — тихо сказал подошедший Тимоша. — Ты, Вась, сядь. Давай рядом сядем, я тебя накрою, а то ты трясешься... — Рука друга крепко обняла Васю и заботливо натянула на него полу своей кацавейки.
Дедова лодка уткнулась носом в песок и замерла.
— Вась, ты поплачь! Ей-богу, полегчает... я уже знаю...
Вася молчал. Он с трудом понимал доносившиеся до него обрывки фраз.
— Течь в ней, а загрузили и не посмотрели.
— Буксир-то, как увидел, что баржа набок заваливается, тросы обрубил и был таков.
— Боялся, как бы его не затянуло.
— Никто не хотел на лодках к ней подойти. Тихомиров златые горы сулил, вот Чапай и польстился!
— Зачем врешь? Ну зачем врешь? Ты слыхал, чего он говорил-то?
— Не-е...