Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж
Шрифт:
– Эй, Малыш! Подымайся. Да вставай же!
– Встаю уже, встаю. Все спокойно?
– Еще бы.
Поднявшись, Фелипе обошел стоянку по кругу, внимательно поглядывая по сторонам и прислушиваясь. На востоке уже начинало светать, и светлеющее на глазах небо алело зарею, отчего казалось, что и здесь, в предгорьях, ночная тьма быстро исчезает, уходит, прячется на дно самых глубоких расщелин, к одной из которой и направился отрок, дабы нарвать цветов для юной красавицы Аманды, увы, не обращавшей на парня никакого внимания. Ну, разве что вчера вечером –
Стоя на узком краю кручи, Фелипе нагнулся, потянулся за трехцветной фиалкою… вдруг услышал позади, на тропинке какой-то странный лязг, слегка похожий на тот, что производит опущенное забрало рыцарского шлема. Отрок быстро обернулся…
– Бог в помощь, славный юноша! – громко, не таясь, пожелал парню паломник в рясе с накинутым на голову капюшоном, странствующий монах, каких много. – Цветы собираем?
– Ну… так… – от неожиданности Фелипе Малыш совсем забыл поздороваться.
– Хорошее дело! Ты к Моренетте или уже от нее?
– К ней, – мальчишка, наконец, улыбнулся – странник разговаривал вполне доброжелательно, да и выглядел довольно скромно. Рваная, подпоясанная простой верёвкой ряса, котомочка за плечами…
– Я так полагаю, ты не один тут… Меня с собой возьмете, ведь по пути?
– Возьмем, – согласно кивнув, Фелипе тут же задумался. – Только об этом, наверное, не меня спрашивать надо.
– Ничего, ничего, я кого надо спрошу.
Монах сбросил с плеча котомку, развязал… что-то лязгнуло… ага, вот оно! Наверное, фляга…
– Тебя как звать-то?
– Фелипе.
– Славное имя. А я – брат Флориан. Семечек хочешь. Фелипе? Хороши семечки, тыквенные… По глазам вижу, что хочешь. Ну, не стесняйся же, подходи!
Уже встали все, умылись у ручья, да собирались в путь, подкрепляясь оставшейся с вечера рыбой, а Фелипе Малыш все не приходил, словно в воду канул.
– Может, он заметил кого? – волновалась Аманда.
Альваро Беззубый скривил тонкие губы:
– Да ладно – заметил! Как же… скорее – за цветами пошел. Не видал я, что ли, как он вчера на тебя смотрел?
– Вообще-то, нам бы надо идти уже, – вытирая о траву руки, заметил Егор. – Но без Малыша не пойдем…
– Подождем?
– Нет. Ждать не будем – поищем.
Беглецы разделились на группы – Рвань с Рыбиной, Альваро с князем и Лупано с Амандою – такое разделение последним пришлось очень даже по душе, что было заметно даже толстокожему Рыбине.
– Посматривайте, – хмыкнул тот. – Вдруг да погоня?
– Не, погони не может быть, – сплюнув через выбитый зуб, уверенно возразил бывший вожак шайки. – Но тут ведь всякого люда хватает. А Малыш и заблудиться мог, вполне, клянусь святым Яго!
К полудню они прочесали всю округу, и даже больше, заглянув буквально под каждый куст. Тщетно! Мальчишка исчез, словно в воду канул. А, может, и правда – в воду? Река-то недалеко… по прикидкам Вожникова, километрах в пяти, шести… Рядом.
– Да, пойдемте к реке, – закивал Альваро
– Или его уж схватили…
– Да, посматривать надо.
Все оглянулись на князя, в задумчивости застывшего на вершине утеса, близ корявой сосны, извивающейся ветвями, словно скрученный жуткой подагрой Змей Горыныч. Жаркое солнце давно уже высушило утреннюю росу, растопило туманную дымку, оставшуюся невесомым покрывалом лишь высоко в горах. Парило. И все чаще налетал ветер, так что грозы не должно было бы быть, просто не успевали собраться тучи.
– Вы идите к реке, старший – Альваро, – наконец, принял решение Егор. – Не торопитесь, по пути тщательно осматривайте все… Только вот кричать, я полагаю, не надо.
– Да, не стоит – там опасные места, – гордый назначением Альваро довольно цыкнул через выбитый зуб. – Можете не волноваться, сеньор, все будет сделано четко и скрытно.
– А я и не сомневаюсь, – спрятав улыбку, Вожников придержал за локоть одного из парней – Рыбину. – Постой-ка, дружище Энрике. Ты что-то там говорил про цветы?
Рыбина – нескладный подросток с угрюмым некрасивым лицом и потухшим, словно у снулой рыбы, взглядом – с удивлением оглянулся:
– Да, говорил. Они там растут, на круче… ну, Малыш вчера приносил…
– Идем. Покажешь, – тут же распорядился князь. – Осмотрим все, а потом остальных нагоним. Вперед!
– Угу, – Энрике с готовностью поклонился и утробно высморкался. – Готов за вами идти куда угодно, благородный сеньор!
Сказал и, отвернувшись, показал Беззубому язык, думая, что «благородный сеньор» не заметит. А сеньор заметил, он вообще всегда все замечал или, уж по крайней мере, старался. Заметил и сейчас… и про себя улыбнулся, отметив, что даже такой внешне угрюмый и неприятный тип, как Рыбина, все же определенным чувством юмора обладает. А значит – далеко не дурак. И цветы, вот, заметил.
– Ну, долго еще?
– Вон, господин, у той скалы. Прямо вот тут, по тропке… А вот и цветы!
– Ага, вижу, вижу, – присмотревшись, улыбнулся Егор. – Гладиолусы.
– Что, сеньор?
– Или маргаритки… Шучу! Сам-то знаешь, что за цветы?
– Думаю, что это ромашки, сеньор.
– Ромашки я и без тебя вижу.
– А рядом, похоже, ирисы. Да! Малыш такой же цветок и приносил… кажется…
– Кажется?
– Да уже темновато было.
– Постой-ка…
Князь наклонился, подняв их травы шелуху:
– А это что еще за мусор?
– Семечки, – Рыбина хмыкнул в кулак. – Тыквенные, сушеные…
– Ага, ага, – внимательно осматривая тропинку, протянул молодой человек. – И кто же это, интересно, их тут сушил?
– Да кто угодно, сеньор! – Энрике уже едва сдерживался, чтобы не рассмеяться в голос, что оказалось бы крайне невежливо, а казаться невежливым Рыбина не хотел.
– Кто угодно – паломники, рыбаки, охотники… Семечки ведь много не весят: возьми с собой в дорогу да щелкай, все не так жрать охота, ага. Вон, еще шелуха, а тут…