Вавилонская яма
Шрифт:
Под сурдинку Турсынхан сдала в субаренду половину площади странной фирме "Разноимпорт", тут она закучерявилась, перестала "стрелять" сигареты и деньги, стала появляться на работе поддатой и обставила свою половину столами, стульями, всевозможной оргтехникой, телефонами "Панасоник" на каждый стол, телевизорами и прочей дорогостоящей аппаратурой, включая компьютеры. На одном из них наборщица Надя "набивала" тексты будущего первого номера. Именно наборщице Туся и начала платить раньше всех, но зато потом задержка зарплаты вынудила Надю и уйти раньше всех. Счастливая, она на два месяца раньше нас скинула "татаро-монгольское иго" хитроумной президенши благотворительного (в первую очередь для самой себя и близких) фонда. Надо заметить,
В конце ноября мы получили наконец свой аванс в размере месячного оговоренного оклада, а я ещё и деньги, данные Тусе взаймы. Как потом оказалось, это были первые и последние полученные нами за работу деньги. Президент благотворительного фонда, подруга мэра и вице-мэра, просто крала безнаказанно все, что плохо лежит. Какое время, такие и герои! Она и журнал-то придумала лишь для того, чтобы получать деньги за косвенную рекламу предприятий и фирм, складывать её десятками тысяч долларов в свой безразмерный карман и каждый раз оправдывать задержку выхода первого номера журнала уходом очередных "плохих" журналистов, которые её бесконечно обманывают и ничего не делают за "бешеную" зарплату.
Я уволился в конце февраля, высказав наконец косоглазой проходимке все, что я о ней думаю. Она молча слушала, краснела, бледнела, но ей ссы в её лицемерные гляделки, все одно - Божья роса. А через месяц она как ни в чем ни бывало позвонила мне и удивленно спросила, что это я не хожу на работу. Требование мое сначала заплатить пару тысяч "зеленых" за проделанную работу она просто пропустила мимо ушей.
Сынок был ей под стать, у него было "пушкинское" имя Фарлаф. Однажды вечером он гонял свою пьяную мать по кабинетам, безжалостно избивая и что-то бормоча по-казахски. Случайно оказавшийся автор-армянин и мы с Антоном едва отбили потерявшую человеческий облик женщину и оставили её под защитой дежурившего охранника. Ее благодарность выразилась в том, что она на следующий же день уволила всю охрану, не заплатив ребятам за два месяца работы. Около двери на пульте стали сидеть её родная сестра и зять, жившие в Акмолинске и перебравшиеся в столицу под теплое крыло возвысившейся родни.
Ей-богу, срочно требовался киллер, но мы, журналисты, конечно были законопослушными гражданами, к тому же безденежными, поэтому эта сволочь и сегодня президент благотворительного фонда и тоже как бы символ новой России.
IX
Когда жизнь идет наперекосяк, обломы следуют один за другим. Теща моя уехала на весь май в санаторий, и я с нескрываемой радостью перебрался в свой бывший кабинет, перебрал книги и рукописи, лежащие на полу в человеческий рост, поставил электромашинку и за две недели отбарабанил новый романчик из жизни Владимира Гордина, вклеив туда готическую мелодраму, валявшуюся у меня двадцать восемь лет, между прочим, мифическое для меня число, так же, как впрочем 3, 7, 19, 33, 37 и 84. Цыганка Зара нагадала мне, что проживу я восемьдесят четыре года, буду невероятно богат и счастлив, только последние пять лет буду сильно болеть и умирать на берегу океана. Вот так и живу: жду невероятного богатства и счастья уже пятьдесят два года. Впрочем, вру, счастлив все-таки бывал и не единожды.
Окончив "Шутку Приапа", я взялся, не покладая рук, за четвертую прозу, которая сначала имела условное название "Личная вечность", а потом стала называться "Ключ, или Личная вечность". Хрен редьки не слаще. Написав четвертую часть намеченного объема, я утомился, мне надоело перепечатывать абсурдистские диалоги, составляющие ровно половину предполагаемого романчика.
И тут сломался дверной замок. Один из двух имеющихся и по сути основной. Я попытался починить его, разобрал забарахлившую "личинку" замка и убедился в своей неспособности: повыскакивали и разлетелись в стороны различные мелкие пружинки, бронзовые втулки, регулируемые нарезкой ключа. Чуть ли не неделю я искал новый замок, купил
К замку прилагались всего три ключа, и когда из санатория вернулась теща, я попросил её сходить в мастерскую и изготовить четвертый (запасной) ключ. Для дочери, которая давно жила отдельно. И вот старушка с утра сбродила к мастеру, принесла новый ключ, но когда я стал его испытывать, он немилосердно заедал и не всегда срабатывал. Я предложил теще взять себе настоящий ключ, а новодел отдать дочери. Если она и будет им пользоваться, то произойдет это нескоро и эпизодически.
Теща что-то пробурчала и вновь отправилась в мастерскую, вернувшись через час. Я снова опробовал ключ, он проворачивался увереннее, но все равно мог испортить замок при пользовании, о чем я и сказал старушке. Снова посоветовал пользоваться подлинным ключом, а не вновь изготовленным. Упрямая, как баран, старуха закатила мне сущую истерику, напомнив о всех своих подлинных и мнимых заслугах передо мной на протяжении последних тридцати лет, упорно не желая считаться ни с какими моими разумными доводами. Смысл её речей сводился к одному: не покорюсь! Что хочу, то и ворочу. Типичный Овен, хотя её дочь, а моя жена всю жизнь считала её по зодиаку Рыбой.
Не буду притворяться и оправдываться, я тоже сорвался и наговорил много лишнего. Оставалось сейчас мне только ждать Машу, которая единственная могла внять голосу разума и навести порядок. К тому же теща в мое отсутствие могла, ябедничая, исказить факты.
Маша пришла во второй половине дня, веселая, с цветами, но мгновенно погрустнела, услышав от меня мою версию произошедшего. Потом теща наедине изложила ей свою историю с ключом и разборка началась.
Я выслушал немало справедливого, только чересчур сконцентрированного во времени, в свою очередь завелся и как ни сжимал зубы, как ни катал желваки, все равно схватился с Машей всерьез.
Закончилось тем, что жена мне заявила:
– Я много терпела. Сперва потому что любила тебя и не могла представить себе другой жизни. Потом потому что не хотела оставить дочь без отца, а она любила своего "пунсика" и просила меня не разводиться. Сейчас у дочери своя семья, ты ей уже не нужен и я могу собой вполне распоряжаться. Вот что, дорогой, давай присядем и все спокойно обсудим.
– Что обсудим?
– Наш разъезд. Я устала терпеть твои шизофренические выходки. То ты тридцать лет назад вполне мог выяснять во время игры в шахматы отношения с десятилетним партнером, сегодня ты сцепился с девяностолетней старухой. Ну, положим, она действительно не права, даже выжила из ума, но ей девяносто лет и она тебе немало служила в свое время. Мог бы и уступить.
Тут она прервалась, сходила к теще в комнату и принесла мне ключ, из-за которого весь сыр-бор разгорелся.
– Вот, возьми. Дочери он уже не пригодится. Я давно все решила. Мне предложили поехать завучем в школу при посольстве в Париже, условие одно я должна быть свободной в семейном отношении. Что ж, мы с тобой быстро расходимся и начинаем новую жизнь. Ты ещё мужик видный, к тебе постоянно очередь стоит, по твоим намекам, вот и найдешь себе более преданную жену, которая как Анна Григорьевна Сниткина будет перепечатывать тебе рукописи, держать корректуру, сдувать пылинки с твоих плеч и терпеть твое хамство и безумие. А с меня, хватит, уволь...
– Но как же так? Из-за такое ерунды и расходиться? Маша, это уже нелепо. Мы же любим друг друга.
– Кто тебе сказал такую глупость?
– Я в этом совершенно уверен.
– И между прочим сильно ошибаешься. Любовь, дружочек, заканчивается с первым абортом. Я хорошо помню, как ты меня провожал и встречал. А может тебе напомнить? У тебя же избирательная писательская память! Но только на то, что лично тебя волнует, не так ли? Нет уж, с меня хватит.
– Маша, подожди. Не надо так расстраиваться из-за какой-то ерунды.