Вайандоте, или Хижина на холме
Шрифт:
Часть дома была совсем выстроена. Она занимала весь фасад на восток от входных ворот и большую часть прилегающего крыла. Все окна и двери выходили во двор, наружу не было ни одного отверстия. Капитан предполагал в свободное время заняться устройством бойницы на чердаке.
Осмотр закончился помещением для прислуги. Здесь капитан с женой нашли двух Плиниев, Марию, сестру Плиния старшего, Бесси, жену Плиния младшего, и Мони или Дездемону, дальнюю их родственницу. Все женщины были уже за делом. Бесси громко пела, Мария водворяла везде порядок и бранила двух негров.
— Я вижу, Мария, что ты себя чувствуешь здесь как дома, — сказал, входя, капитан.
— Ах, мистер, кто это на дворе? — вскрикнула Мария.
— О, это наш охотник, индеец; он всегда будет приносить нам дичь. Его зовут Ник.
— Старый Ник, мистер?
— Нет, Соси-Ник. Вот он несет уже нам куропаток и зайца.
Увидев индейца, все негры подняли такой хохот и шум, что, несмотря на всю свою строгость, капитан не мог остановить их и поспешил уйти с женой. Ник очень обиделся, так как хохот продолжался до тех пор, пока он не ушел.
Так началась жизнь в «хижине на холме».
Каждый год Вилугби отправлял в Альбани откормленный скот, а на вырученные деньги покупал разные необходимые вещи. Проценты же с капитала шли на покупку чинов для Роберта.
Понемногу в этом краю стали появляться новые фермы, новые поместья, но все они лежали вдали от «хижины на холме».
Глава IV
Прошло десять лет.
Много изменилось за это время. На месте прежнего бобрового пруда раскинулись обработанные поля, кое-где пересеченные дорогами. Самая же «хижина» мало изменилась. Верхняя часть ее, сделанная из дерева, потемнела от дождей; на чердаке проделали слуховые окна. Новое крыло к дому было поставлено вдоль отвесной скалы, и так как это место считалось безопасным от выстрелов, то окна были сделаны здесь наружу, и из них открывался чудный вид на окрестности.
В доме теперь жило одно только семейство Вилугби с прислугой, все же остальные рабочие поселились в небольших хижинах, построенных у опушки леса, там же находились конюшни, скотный двор и все вообще хозяйственные постройки. Рабочие большей частью поженились, и колония насчитывала до ста человек, считая в том числе и детей. Двадцать три человека из этого населения могли быть надежными защитниками крепости. Ворота по-прежнему стояли прислоненными к стене; петли успели уже заржаветь; сами они покрылись плесенью и мхом, а колонисты все еще не успели выбрать свободной минуты и поставить их на место. От дома весь склон холма был разбит на клумбы, между которыми прихотливо вились во все стороны тропинки.
В один теплый весенний вечер вся семья Вилугби собралась в этом цветнике. Капитан, теперь уже шестидесятилетний, но еще бодрый и крепкий старик, сидел на скамеечке и любовался закатом солнца. Рядом стояла его жена, разговаривавшая с капелланом Вудсом, одетым в длинное платье англиканского священника. Он служил капелланом в одном гарнизоне с Вилугби, и уже восемь лет, как вышел в отставку и поселился в колонии своего друга.
Белла в широкополой соломенной шляпе наблюдала за работами Джеми Аллена. Каменные постройки все были кончены, и он остался в колонии в качестве садовника. Мод играла в волан с молодой негритянкой, заставляя ту поминутно бегать.
Вдруг негритянка дико вскрикнула.
— Что с тобой, Дездемона? — спросил капитан, недовольный, что прервали его размышления. — Сколько раз я говорил тебе, что не люблю этих диких вскрикиваний!
— Но, мистер, это так неожиданно… посмотрите, вон старый Ник!
Действительно, вдали показался Ник. Целых два года он уже не заглядывал в «хижину на холме».
— Вероятно, есть что-нибудь важное, он так быстро бежит, — сказал капитан. — Два года мы не видели его. Он рассердился на меня за то, что я не купил у него другого бобрового пруда, за который он просил бочонок пороху.
— Может быть, Гуг, он серьезно рассердился на нас за это? Не лучше ли будет дать ему этот порох? — спросила встревоженная госпожа Вилугби.
— Нисколько, моя дорогая! Я его знаю уже больше двадцати лет. За это время я принужден был побить его три раза, но это было раньше, в последние же десять лет я пальцем не тронул его.
— Но ведь туземцы никогда не прощают побоев! — сказал с некоторым страхом капеллан.
— Их бьют так же, как наших солдат в колониальной армии.
— Сколько лет ему, капитан?
— Ему за пятьдесят. Это был храбрый и искусный воин…
В это время Ник подходил к ним, и разговор прекратился.
Несмотря на то, что индеец только что быстро поднялся на холм, он стоял бодрый и спокойный, точно он не бежал перед тем, а тихо прогуливался.
— Саго, саго! — начал капитан. — Очень рад видеть тебя, Ник, таким бодрым!
— Саго! — ответил индеец, склоняя голову.
— Не хочешь ли освежиться с дороги сидром?
— Ром лучше, — ответил тускарора.
— Ром крепче, оттого он и нравится тебе больше. Хорошо, ты получишь стакан рому. Какие вести ты принес мне?
— Стакан мало за те вести, что я принес. Госпожа даст мне за них два графина.
— Я? Но что же ты можешь сказать мне? Мои две дочери со мною, они здоровы.
— Разве у вас только дочери? А сын офицер, большой начальник? Он там — он здесь.
— Роберт? Что ты знаешь о нем?
— Я все скажу за графин. Ром — в доме, новость — у Ника. Одно стоит другого.
— Хорошо, ты все получишь. Скажи же скорее, что знаешь о моем сыне!
— Вы его сейчас увидите, через десять, пять минут. Он послал Ника вперед, чтобы предупредить мать.
Мод вскрикнула и побежала навстречу Роберту, уже показавшемуся из леса. Через десять минут Роберт был уже среди своих.
После приветствий и расспросов о родных и знакомых капитан спросил:
— Где ты встретил Ника?
— Я встретил его возле Каньюгари. Ник мне сказал, что он идет по тропинке войны. Индейцы время от времени дерутся между собою, а он пристает то к тем, то к другим, смотря по тому, что выгоднее. Я взял его проводником, но он говорил, что и без того собрался идти к нам.