Вазкор, сын Вазкора
Шрифт:
Зренн поднялся на ноги. Он показал мне свои белые ненавидящие зубы, надел хорошенькую маску-лису и позвал своего коня.
Я увидел, что многие серебряные сохранили для этой драмы одежду гвардии Вазкора: черные костюмы и маски-черепа. По обеим сторонам от меня встало по такому воину, их мечи лежали поперек излучины седла острием ко мне. Другие подъехали сзади. Ослепительный холодный солнечный свет не пощадил нищенского убранства, это было все, что осталось от древнего великолепия. Узда на моей упряжи была наполовину изъедена.
Кортис развернул своего серого
Пешие бегуны бежали наравне с лошадьми. Все были похожи один на другого, страшные, с кожей цвета грязи и синими выбритыми макушками, без масок. Я вспомнил, что видел их братьев в крепости на скале: городские рабы, рожденные в рабстве, рабы насквозь, душа из них вытравлена.
Лучше быть свободным и умереть, чем жить мертвым.
Я не видел ни одного из легендарной массы порабощенных воинов племен, угнанных во время налетов. Белое полуденное солнце стояло над храмом, когда мы добрались до него, и где-то на крыше или на осеннем дереве резко кричала какая-то птица; я помню это, потому что больше я не слышал в Эшкореке ни одной птицы.
Мы проехали в Храм, и там уже ждали конные, прибывшие раньше.
Группа Кортиса остановилась; через дорогу группа ранее прибывших неподвижно уставилась на них сквозь свои маски, шесть из них были золотые. Здесь были истертые меха, сквозь которые проглядывали темно-серые и шафрановые одежды. Их предводитель носил маску-феникс несколько другого вида но все же это был феникс. Он равнодушно поднял руку, и Кортис ответил, каждый – как кукла на веревке, и никакого словесного приветствия. Второй феникс произнес:
– Кажется, Повелитель Эрран отказывается встречаться с тобой, мой повелитель. Подозреваю, что он боится возрожденного.
Так я узнал, что он Немарль. Я гадал, какие планы он изобрел относительно меня, какие планы у Кортиса, сколько будет длиться мое умирание – все это в зловещем, спокойном внутреннем споре, как будто у меня не осталось нервов, – когда прибыла третья группа всадников, незаметно выехав из тени статуи.
Здесь было десять масок из желтого металла, и предводитель – не феникс, а золотой леопард, и его туника была расшита золотыми пластинками, протершимися во многих местах.
– Не боюсь призраков, господа, – сказал он, – остерегаюсь людей. Я вижу, Эзланн пришел в Эшкорек. Так выглядел Вазкор в дни своего величия, а, Кортис? Ты должен снова чувствовать себя молодым при виде его юности.
– Нет, принц Эрран, – сказал Кортис, – это удваивает мои годы. Но он очень похож на Вазкора.
– И я слышал, что он сам утверждает свою наследственность. – Эрран повернулся ко мне. Я был в окружении одних масок. Сцена начинала походить на какой-то зловещий кошмар. – Что же нам с ним делать тогда? Сделать его своим королем?
Немарль мрачно сказал:
– У нас есть счет к Вазкору. Преступления отца перешли на сына. Этот заплатит долг. Именно на таком условии мы встречаемся. Восстановить справедливость, откладывавшуюся так долго.
Мне пришло в голову, что говоря о шутке Немарля, шутил сам Зренн. Немарль не умел шутить. Ему было, возможно, лет сорок; он тоже помнил моего отца.
Воины вокруг меня внезапно поехали вперед, и моя лошадь послушно двинулась с ними.
Сейчас мы оказались в центре площадки.
Я подумал, если бы у меня был меч или хотя бы нож, я бы вырвался от них.
Слева из мостовой торчал остаток колонны, как осколок кости, оставленный в ране.
Зренн обошел мою лошадь. Он поклонился, держась на более безопасном расстоянии, чем в прошлый раз.
– Слезай, Владыка, – сказал он.
Мог бы я снова ударить его? Выхватить его короткий меч?
Я знал, что не буду делать этого. Никому не удалось бы сделать это достаточно быстро, они бы стащили меня, разоружили, тщательно стараясь не убить. Я не собирался подслащивать таким медом их вино. Я не собирался бороться с судьбой, которую они приготовили мне.
Кто-то привязал меня к обломку колонны.
Точным ударом Зренн разорвал тунику на моей груди. Его глаза превратились в щели. Я слышал его частое, как у танцора, дыхание. Это был напиток, которого он жаждал.
Он оглянулся на компанию, принцев и их рать. Он сказал:
– Есть ведь история о том, что у Вазкора заживала любая рана.
Посмотрим, – и тонкий нож блеснул в его узкой руке.
Первый порез был подобен надрезу, сделанному серебряной бритвой или тонкой льдинкой. Он засмеялся и снова приблизился ко мне, и железо лизнуло меня опять. Я почувствовал, что потекла кровь. Не особенно сильно. Я тихо сказал, но так, чтобы он мог слышать:
– Таким способом ты никогда не сделаешь сына, малыш, пачкая штанишки.
Это взбесило его, как я и хотел, потому что удовольствие его было не совсем такого рода. Он полоснул меня по лицу, и я почувствовал, как кожа отделилась от кости. Я надеялся, что он вскроет вену на шее, что было бы для меня быстрее, но он промахнулся, в бешенстве или намеренно. Я пытался организовать свою казнь, чтобы перехитрить их, и я думаю, что был частично не в своем уме, потому что никогда прежде и только один раз потом я вел себя так глупо на краю смерти.
Эрран резко крикнул:
– Хватит! Кортис, отзови свою собаку; она ворует мясо.
Кровь заливала мне глаза, и статуя богини, казалось, раскачивается. В мозгу кричала одинокая птица.
Эрран подошел ко мне посмотреть на ручную работу Зренна.
– Элегантная резьба. Если он оправится от нее, я действительно буду считать, что мертвый встал из своей гробницы. – Он говорил равнодушно. Затем добавил:
– Ну что ж, Кортис. Он ваш пленник. Что теперь?
– Мой гонец уже сказал вам, господа, – сказал Кортис. – Если я организую для вас зрелище с его участием, вы должны заплатить мне. И, как любой предусмотрительный купец, я предпочитаю часть платы получить вперед. – Странно слышать, как торгуется старый феникс, – сказал Эрран.