Вдохни океан
Шрифт:
Когда выскочила во двор, Самир с сыном уже выходили из машины. Я встала у самого входа, наблюдая, как они приближаются. Вообще, не знай я правды, в жизни не сказала бы, что парень слепой — так уверенно он двигался рядом с отцом. Он сделал лишь на один шаг больше ко мне, когда отец уже остановился. А в целом мальчишка двигался легко и решительно, глядя прямо перед собой. Самир сказал ему что-то на своём языке, они коротко обнялись и отец вернулся в машину, вежливо кивнув мне на прощание.
Пока провожала взглядом автомобиль, тщетно пыталась выйти из ступора и вспомнить, как я хотела начать эту беседу. Но, как только гул мотора стих за углом, парень заговорил первым. И я ни черта не поняла. Как-то я была уверена, что он говорит по-арански. А если нет, то зачем здесь я? На всякий случай уточнила:
— Я не говорю на языке Палеры. Но знаю кирийский. Ты понимаешь меня?
Он чуть развернулся ко мне, губы дрогнули в усмешке:
— Я — Кирам. А как твое имя? — Аллилуйя, мы нашли общий язык! Пока лишь в буквальном смысле, но и это уже неплохо.
— Меня зовут Мари. — И замолчала, не зная, с чего начать. Не спешил продолжить беседу и он. Я рассматривала мальчишку в тусклом свете уличного фонаря и потихоньку начинала понимать, что легко не будет. Во-первых, он выглядел несколько старше, нежели я предполагала, во-вторых, был выше меня и майка не скрывала стальных мышц. Лицо его было довольно угрюмо, как у человека не привыкшего смеяться. Если он решит применить силу, я с ним не справлюсь, это очевидно. Как сказал древний и великий царь, скульптуру которого Кирам чем-то неуловимо напоминал: нападение — лучшая форма защиты. Поэтому я поспешила перехватить инициативу:
— Давай зайдём и поговорим. У меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться. — Я улыбнулась во все тридцать два зуба, даже понимая, что мою улыбку он не увидит. Но может почувствует? Надо очаровать противника, а потом уж выставлять свои требования. Кирам неопределенно хмыкнул и все же протянул мне руку с открытой ладонью. Что ж, первый шаг сделан. Рука была твёрдая, сухая, горячая и коснулась моей осторожно, словно боясь спугнуть. Моё сердце забилось как сумасшедшее — страшно. Пусть и совсем молоденький, но это был явно тренированный и крепкий мужчина, а бежать мне некуда. С трудом пересилив желание вырвать руку и отскочить подальше, я повела его в дом. Как и всегда бывает со мной в моменты дичайшего стресса, начала болтать без умолку, описывая окружающее пространство. Кирам же был очень сосредоточен. К концу экскурсии по дому, попросил повторить её еще раз, только медленнее. Что ж это я могу. В конце концов, наш променад закончился в гостиной. Парень сел на диван, я постаралась занять место как можно дальше от него — в кресле напротив. Снова повисла тишина. Я разлила по стаканам ледяной лимонад, подала ему один и стала медленно цедить свой, снова забыв начисто всё, что собиралась сказать. На ярком свету мне удалось рассмотреть Кирама получше. Темноволосый, с золотисто-карими глазами, прямым носом и высокими скулами мальчик был до неприличия смазлив. Застарелый шрам на левой щеке удивительным образом не нарушал гармонию его лица. В моей старшей школе за таким бы увивались все девчонки. Немного расфокусированный взгляд, устремлённый вперед, не портил, а наоборот добавлял образу некий ореол романтичности. У него не было косоглазия, которое часто встречается у невидящих людей. Собравшись с мыслями, я резко поставила стакан на кофейный столик и даже уже открыла рот, чтобы начать. Но заметила, как его взгляд метнулся вслед моей руке. Да ладно?
— Так ты видишь? — Возмущенно вырвалось у меня помимо воли.
— Нет, почему ты решила? — Прозвучало и правда удивлённо и, кажется, искренне.
— Ты следил за моей рукой, — ну да вышло грубовато. Он улыбнулся уголком губ и сказал:
— Я не вижу твою руку, но слышу движение. Это рефлекс — проводить взглядом, не более. Я слеп не с рождения.
Он произнес это так буднично, словно говорил не о собственном увечье, а о погоде. Достойно, я бы сказала.
— Извини, — смущенно вымолвила в ответ. — Не хотела тебя обидеть.
— Все в порядке, я давно привык. О чём ты хотела поговорить?
Ага, мальчик не любит ходить вокруг да около. Тем лучше, берем быка за рога:
— Ты знаешь, что я нахожусь здесь не по своей воле? — он отрицательно мотнул головой, но промолчал, как бы намекая, что я могу продолжать. Я кивнула и слова полились из меня сплошным потоком.
— Моё полное имя Анна Мария Бекероф, родилась в Кио, но сейчас живу в Аране. Я — журналист, приехала по приглашению, чтобы написать серию статей о Палере. Мы были в пустыне, началась буря, машина перевернулась. От удара потеряла сознание, а очнулась здесь. Вернее не здесь, в другом доме, но это неважно. Твой отец отказался отпустить меня домой. А мне нельзя не вернуться, понимаешь? У меня же дома родители, жених, друзья — они переживают. Ну и вообще, какая из меня бейгали!? Смотри, во-первых, я для тебя старая — мне 25. Во-вторых, я не говорю на палерском, так что помощник из меня выйдет так себе. В-третьих, я отвратительно готовлю и об уборке знаю только, как запустить робот-пылесос. В-четвёртых, у меня жуткий характер. В-пятых,…
Тут он меня все же перебил. А зря, я только настроилась на сто и один пункт, почему я самая неудачная идея для домашнего питомца.
— Мари, — мягко сказал он, — а какого цвета у тебя волосы?
Я от неожиданности немного впала в ступор и на автомате ответила в своей любимой манере:
— А какие тебе нравятся?
— Мне нравятся светлые, почти белые. — На полном серьёзе ответил Кирам.
— Спешу тебя огорчить — я брюнетка. — Довольная собой я добавила сто второй пункт в список своих недостатков. Соврала, конечно, но на войне, как на войне.
— А глаза? Мне нравятся голубые. Дай угадаю, твои — карие? — он совершенно бесцеремонно раскусил мою игру! Ну разве это честно? Я рассчитывала на неразумное дитя, но этот мальчик кажется несколько умнее, чем мне необходимо. Окей, вспоминаем уроки старины Нейта и держим покерфэйс:
— Карие, как ты узнал?
На мой взгляд, голос звучал совершенно искренне. Но гадкий мальчишка только рассмеялся на это заявление. Я нахмурилась. Так мы далеко не уедем. Словно уловив перемену в моем настроении, Кирам прекратил смеяться и заговорил:
— Я понял, как сильно не хочется тебе оставаться в этой стране и в частности в этом доме. Не скажу, что это мне приятно, но я тебя понимаю… Понимаю, но помочь не могу. Пока.
— Почему? Самир говорил, что вы довольно часто выезжаете из страны. Отправимся на какой-нибудь курорт, а там разойдемся…
Я замерла в ожидании ответа. Пятьдесят на пятьдесят — либо повезёт, либо нет.
— Понимаешь, я только покинул отцовский дом, вроде как уже самостоятелен, но недостаточно, чтобы делать некоторые вещи. В их числе поездки за границу.
— И… Когда ты станешь достаточно самостоятелен? — В горле запершило, только бы не разреветься. Умоляю, только не говори в сорок лет!
— Не раньше, чем женюсь. — Я только хотела попросить его жениться как можно скорее, желательно завтра, как он продолжил. — А жениться я смогу не раньше, чем через год самостоятельной жизни.
Тут, каюсь, я не сдержалась и у меня вырвалось словечко вовсе неподобающее для юной леди и профессионального журналиста. Но, другим словом ситуацию описать у меня не вышло бы при всём желании. Не в этот момент.
— Какие ещё у меня есть варианты? Ты можешь отправить меня из страны с каким-то поручением, например?
— Боюсь, что нет. Тебе придется остаться здесь минимум на полтора года.
С минуту я переваривала информацию. Полтора года. Минимум. Это… убивало. Я словно выпала из реальности и скорее всего, даже не желая этого, мы с Кирамом в этот момент были немного похожи своими отрешенными взглядами.
— Но потом, через полтора года ты поможешь мне уехать? — не стала юлить.
— Помогу, — не раздумывая, ответил он. — Но есть два условия. Первое — ты поможешь мне продержаться этот год, стать полноправным членом общества, не инвалидом, а это будет непросто.